«Врач не допустит мысли убить ребенка»: главное из выступления Елены Белой в суде

26.09.2020 1:19

В пятницу, 25 сентября, защита калининградских медиков Елены Белой и Элины Сушкевич, обвиняемых по делу о гибели младенца в роддоме №4, начала представлять доказательства их невиновности. Первой допросили Елену Белую. В ноябре 2018 года она исполняла обязанности главврача роддома и, по версии обвинения, отдала распоряжение ввести ребенку инъекцию сульфата магния. Белая называет эти обвинения абсурдными. «Новый Калининград» коротко пересказывает показания врача.

Свои показания Елена Белая начала с того, что прокомментировала выступление ключевого свидетеля обвинения Татьяны Косаревой, которая накануне заявила в суде, что неонатолог Элина Сушкевич по указанию Белой ввела младенцу смертельную дозу сульфата магния (магнезии).

«Это гнусная ложь, которая по заученному тексту уже полтора года, одно и то же говорится по тексту, который был предоставлен. Характеристики, которые мне давались с прилагательными, также в течение полутора лет одни и те же использовались Косаревой», — сказала Белая.

6 ноября 2018 года Елена Белая пришла на работу около 9 утра и, по её словам, встретила в коридоре акушера-гинеколога Ирину Широкую, которая сообщила ей, что ночью пациентка Ахмедова родила мертвого ребенка с экстремально низкой массой тела. После этого Белая поднялась на второй этаж, где Косарева ей сообщила, что ребенок жив, но находится в крайне тяжелом состоянии, и что он нетранспортабелен. Белая не стала уточнять у Широкой, почему та сообщила ей о смерти младенца. К этому моменту в роддоме уже работала реанимационная бригада перинатального центра во главе с неонатологом Элиной Сушкевич.

В 9 утра в кабинете главврача началась «пятиминутка», во время которой врач Екатерина Кисель доложила Белой о состоянии ребенка. «Сказала, что очень тяжелый новорожденный», — сказала Белая.

После «пятиминутки» главврач роддома, по ее словам, оставила в кабинете Косареву и Соколову и попросила сделать все возможное для спасения младенца. Затем она планировала заняться другими текущими делами. «Но у меня не получилось сосредоточиться, поскольку мысль, что такой тяжелый ребенок, у меня была. И я решила подняться к <...> Ахмедовой, чтобы показать ей новорожденного», — сказала Белая.

Затем она привела Замирахон Ахмедову в палату интенсивной терапии и сказала ей, что прогноз крайне неблагоприятен, ребенок может умереть или остаться глубоким инвалидом. На вопрос обвинения, откуда у нее такие сведения, Белая ответила: «Протокол преждевременных родов, который подписан 10 учеными, профессорами и академиками, которые описывают прогнозы при таком сроке и таком весе. [Протокол говорит также] и о необходимости разговаривать с родителями, чтобы их не обнадеживать. Поэтому вначале эта информация теоретическая, базовая у меня была, плюс Косарева и Кисель сказали, что он в крайне тяжелом состоянии», — сказала Белая. В палате находилась и Элина Сушкевич, но участия в разговоре она не принимала.

Затем Белая попросила средний медперсонал увести Ахмедову обратно в палату и дать ей успокоительное, а сама спустилась вниз и снова попыталась заняться другими делами. Однако главврачу, по ее словам, не давала покоя история развития новорожденного, которую никто из ее подчиненных не заполнял с семи утра. Тогда Белая вызвала к себе в кабинет Косареву, врачей Кисель и Широкую, а также заведующую родильным отделением Татьяну Соколову.

«Я хотела от них какой-то конструктив получить, что вообще конкретно с ребенком, что они планируют делать, и что мне делать с документацией, которая плохо составлена», — сказала Белая. Фрагмент этого совещания записала на видео Татьяна Соколова, «Новый Калининград» публиковал его подробную расшифровку и пояснения Белой о том, что значили произнесенные ею слова.

После этого совещания Елена Белая решила обсудить ситуацию с неонатологом Элиной Сушкевич. Дверь в палату интенсивной терапии была открыта, и возле нее начал собираться врачебный персонал. Елена Белая отметила, что она неоднократно призывала подчиненных не толпиться в небольшой по площади палате, так как шум негативно сказывался на состоянии новорожденного, который и без того находился в критическом состоянии. Подчиненные, по словам Белой, продолжали игнорировать ее указания.

«С утра, в 9 часов, рассказывают, что там находилось 8 человек <...>, которые, со слов Косаревой, друг другу помогали. А в итоге оказалось, что никто не знает ни анализы, ни что с ребенком, ни прогнозы. Все считают, что он стабильный. О чем можно говорить? Если, естественно, и шум, и свет — как он отразился на состоянии новорожденного?», — пояснила обвиняемая.

Войдя в палату, Елена Белая спросила Сушкевич о состоянии ребенка. «Конечно, я хотела, чтобы ребенок был транспортирован в перинатальный центр, чтобы, не дай бог, он не умер в нашем учреждении», — сказала Белая. Сушкевич сказала ей, что мальчик находится в терминальном состоянии, которое транспортировку исключает.

«Я была очень расстроена, зашла в ординаторскую, которая чуть дальше палаты интенсивной терапии», — продолжила Белая. В ординаторской находилась заведующая родильным отделением Татьяна Соколова. «Она сидела с ухмылкой. В данный момент я понимаю, почему, что значила эта ухмылка. У нее уже была видеозапись, и она уже предполагала, как она этим воспользуется», — сказала главврач.

Белая поинтересовалась у Соколовой, все ли у нее хорошо. «В учреждении такой тяжелый ребенок, вы — заведующая родильным отделением, у вас в родблоке такая ситуация случилась ночью, [почему вы] никому не доложили? На что был ответ: это не мои проблемы, в 9 часов я пришла на работу, и все, что было до, меня не касается», — пересказала Белая диалог с подчиненной. Елена Белая утверждает, что Соколова относилась к ней «крайне неприязненно», так как болезненно восприняла ее назначение на должность и.о. главврача роддома № 4.

После неудавшегося разговора с Соколовой главврач вышла в коридор и встретила там Косареву. Белая поинтересовалась, где история развития новорожденного, которую она просила подчиненную заполнить, и позвала Косареву к себе в кабинет.

Татьяна Косарева, по словам Белой, привела с собой и неонатолога Элину Сушкевич. На вопрос главврача роддома о состоянии ребенка, неонатолог сообщила, что он или умрет в ближайшее время, или останется инвалидом.

Затем между Белой и Сушкевич состоялся разговор о магнезии. Но он был совсем не похож на пересказанный Косаревой, утверждает Белая. Они говорили не об убийстве новорожденного, а о том, что можно было сделать, чтобы его спасти. «Я говорю [Сушкевич]: а что нужно было сделать, чтобы максимально снизить риски, инвалидность? [Сушкевич говорит]: ну, это надо было делать на уровне родблока, родзала, когда (по протоколу, который даже неонатологи знают, акушерскому о преждевременных родах) капается магния сульфат. <...> Он обладает нейропротективным действием на плод, на головной мозг, и таким образом снижает риск ДЦП», — пояснила Белая.

Елена Белая утверждает, что «ни на каком этапе» Сушкевич не предлагала вводить ребенку магнезию. «Это какие-то фантазии немыслимые совершенно. Плюс шприц 10-граммовый (Косарева в своих показаниях утверждала, что с помощью такого шприца Сушкевич ввела магнезию — прим. „Нового Калининграда“), который, наверное, размером с самого ребенка, иголки больше его сосудов», — сказала Белая.

На вопрос, предлагала ли она Сушкевич ввести ребенку магнезию с целью его убийства, Белая ответила: «Нет. Таких вещей ни один врач никогда не позволит себе... не то что не позволит, даже мысли не допустит убить ребенка». Белая также отметила, что никаких мотивов желать младенцу смерти у нее не было. «Мы боролись все как могли, кроме заведующих, одной и второй, доктора боролись за жизнь этого ребенка, но, к сожалению, без эффекта. Все усилия надо было прикладывать в течение часа [с момента рождения мальчика], в так называемый „золотой час реанимации“, когда еще можно что-то изменить, необратимые изменения предотвратить», — сказала Белая.

Элина Сушкевич заторопилась обратно в палату к новорожденному, и Косарева ушла вслед за ней. Белая тоже вышла в коридор, но по дороге ее отвлек кто-то их подчиненных с другими вопросами.

В 10:16 Белой в очередной раз в этот день позвонила главврач перинатального центра. Ольга Грицкевич интересовалась состоянием ребенка Ахмедовой. «[Я ей ответила, что] ситуация не хороша, потому что с маршрутизацией эту женщину к вам [в перинатальный центр] не отвезли, отвезли к нам, доктора своевременно не вызвали бригаду специалистов, поэтому исход у нас скорее всего будет... прогноз не очень хороший. Но сейчас уточню еще раз», — пересказала разговор Белая.

И главврач снова пошла в палату интенсивной терапии, дверь которой опять была открыта, и там находился «лишний» персонал. Белую это разозлило, и она закрыла дверь палаты изнутри.

«Я встала к окну, за пеленальный столик, докторам чтобы не мешать. Элина Сергеевна брала анализы, потом запищал монитор. Доктора засуетились, началась реанимация. Сушкевич встала справа, <...> дальше перед ней кювез, <...> за кювезом находилась Косарева. Как я поняла позже, [пупочный] катетер был на стороне Косаревой», — описала ситуацию Белая, и это описание не совпадает с показаниями Татьяны Косаревой.

Именно Косарева, по словам Белой, находилась ближе всех к месту, где хранились препараты, и была единственной, кто вводил что-либо ребенку в тот момент. «Произошла остановка сердца, Сушкевич [начала делать непрямой массаж сердца и] говорит (я видела ее со стороны спины): адреналин необходим. Косарева пошла к шкафу, на манипуляционном столе тут же развела и ввела. Что конкретно она вводила, я не видела <...>. Думаю, что Сушкевич тоже не видела, поскольку это было через кювез с матовым пластиком. Поэтому здесь проследить, что конкретно вводилось Косаревой, никто не мог. Далее реанимация эффекта не дала. Подавленная Сушкевич села к столу оформлять документацию. Лист она оформила, оставила на столе, и мы разошлись в разные стороны», — рассказала Белая.

Елена Белая утверждает, что не давала подчиненным указаний переписывать историю и сама никаких правок не вносила. Показания свидетелей, которые говорили о ее просьбах изменить медицинскую документацию, Белая объясняет так: «Я не видела историю родов. Я видела мельком историю развития новорожденного, когда приводила Ахмедову. С семи часов она была полностью пустая. До этого не было листов наблюдения вообще оформлено — ни динамики артериального давления, ни пульса, ни температуры. И поводу изменения я лично имела ввиду не переписывать историю, а оформлять правильно и заполнять то, что не заполнено в историю развития новорожденного» — сказала она.

Источник