Элина Сушкевич: «Я не могу быть кровожадной, моя работа — всех спасать»

17.12.2020 2:19

В среду, 16 декабря, областной суд вынес оправдательный приговор врачам Элине Сушкевич и Елене Белой. Невиновными в убийстве младенца ранее их признала коллегия присяжных. После заседания Элина Сушкевич поделилась с прессой впечатлениями от первых дней свободы после полутора лет домашнего ареста, планами на ближайшее будущее и ощущениями от хода следствия и суда.

О днях после оправдательного вердикта:

— Эти дни позволили мне наконец-то выдохнуть. И конечно, первые дни я была уже на работе, в пятницу мы встречались с коллегами, они все очень рады были меня видеть. Хочется быстрее приступить к работе. К сожалению, без работы наше отделение никогда не остается. Дети болеют, поступают. Но наша профессия для того и создана, чтобы мы им помогали. И я очень рада вернуться в ряды коллег и заниматься тем делом, которым должна заниматься.

О сроках возвращения на работу:

— Сейчас нужно уладить формальности, пройти медкомиссию. Потому что меня долго на работе не было. Сейчас уже потихоньку с документами знакомлюсь, произошли за 1,5 года какие-то организационные изменения, с которыми нужно ознакомиться.

О необходимости пройти переквалификацию:

— Переквалификация мне не понадобится. Благодаря тому, что с февраля мне было разрешено пользоваться интернетом, а из-за пандемии мы перешли в онлайн-режим, я прошла сертификационный цикл, подтвердила свой сертификат по анестезиологии-реаниматологии, поэтому этот аспект никак не повлияет, я абсолютно спокойно вернусь к своим трудовым обязанностям. Я так и исполняю обязанности заведующей отделением [реанимации новорожденных]. Это должность, которая была у меня до ареста. И я возвращаюсь на свою должность.

О расследовании и суде:

— Следствие не хотело разбираться. Прокуратура — это же нейтральный орган, он не должен склоняться в ту или другую сторону. Но, по моим ощущениям, они все-таки защищали каким-то образом сотрудников четвертого роддома. Нам не давали в суде оценивать их действия. Не рассматривалось, какая помощь была ребенку оказана. Не только мы ему помощь оказывали, но это не рассматривалось.

Нам трудно было доказать свою позицию, потому что именно состояние ребенка и привело к смерти. И если это состояние не рассматривать — то как можно нашу позицию подтвердить? Хоть законом и предусмотрено, что мы не должны свою невиновность доказывать. Это они должны доказать нашу вину. Но получается, что в судебном заседании приходится доказывать свою невиновность. Это абсурдно немного.

Нам многое не дали сказать, многое не дали подтвердить. Даже на этом фоне у нас оправдательный вердикт присяжных. Я думаю, что если бы еще наши специалисты могли выступить, наш свидетель, которого не допустили просто непонятно по какой причине. Нашу переписку с Городецким (заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии новорожденных родильного дома № 9 Санкт-Петербурга Владислав Городецкий — прим. «Нового Калининграда») не позволили показать. Почему-то переписка с Астаховой является доказательством, а переписка с врачом, с которым я обсуждаю и состояние, и лечение — почему-то не считается доказательством. Я думаю, если бы нам позволили все это показать, то я думаю, что и три «сомневающихся» присяжных были бы на нашей стороне.

О записи эмоционального разговора Елены Белой с коллегами:

— Я считаю, что государственное обвинение должно фактами оперировать, не эмоциями. 350 раз повторили эти слова Белой, которые она произнесла в порыве эмоций. Я тоже могу в порыве эмоций, без желания кого-то унизить и оскорбить, кричать начать. Она понимала, что ее просто не слышат с той стороны. И конечно, в эмоциях можно все что угодно... Я на кота кричу, если он по плите ходит: «Ватсон, ну в чем дело?!». Это же не значит, что если он умрет — это я его убила? И использовать эти эмоциональные слова... Обвинение должно оперировать фактами. А когда они переходят на эмоции, это значит, что у них доказательств нет.

Об обвинявших ее коллегах:

— Мы восстановили свою справедливость. А уже люди, которые как-то поступили не так, что-то не то сказали, не то сделали — пусть это уже на их совести пока останется. Нет, я [крови не жажду], я вообще не кровожадная, я же реаниматолог! Я не могу быть кровожадной, моя работа — всех спасать, жалеть.

О реакции на приговор министра здравоохранения Александра Кравченко:

— Лично нет, [он меня не поздравлял]. Но его слова были переданы мне. Это слова поддержки, он рад, что это дело закончилось именно так.

О компенсации морального вреда:

— Пока хочется дождаться апелляционного решения. И потом уже посмотрим, как будет.

Адвокат Сушкевич Камиль Бабасов добавил:

— После вступления приговора в силу, а дай Бог, чтобы он остался в силе, мы очень на это надеемся, будет реализовано право на реабилитацию, которое сегодня суд огласил. Оно включает в себя возмещение в том числе морального вреда, а также судебные издержки, которые были у моей подзащитной. В том числе и неполученная заработная плата за этот период. Это то, что государство у нас возмещает, гарантирует.

Источник