Курс валют: USD: 65.3498 | EUR: 73.3617
1
Актёр, продюсер, а с недавних пор художественный руководитель «Гоголь-центра» Алексей Агранович известен в Калининграде прежде всего как основатель кинофестиваля «Край Света. Запад». В сентябре он представит вместе с труппой Московского драматического театра им. Александра Пушкина новый спектакль Евгения Гришковца «Между делом» (16+) — историю о писателе, пытающемся спасти несправедливо осуждённую молодую художницу. «Новый Калининград» поговорил с Алексеем Аграновичем об опасности однозначных трактовок, взаимосвязи культуры и вакцинации и о создании киноцентра в Калининградской области.
— На этот раз вы приезжаете в Калининград в качестве актёра, поэтому давайте начнём с этого ракурса. Самые известные ваши театральные роли — это роли в спектаклях Кирилла Серебренникова в «Гоголь-центре». И, конечно, Кирилл Серебренников — это совсем другая эстетика, другое понимание театра нежели Евгений Гришковец. Я бы сказала, противоположное. Как всё это соединяется внутри вас и какой театр вам всё-таки ближе?
— Это сложный вопрос. Театр Кирилла мне больше знаком в силу того, что я в нём много работаю, но у меня есть опыт работы ещё в третьем театре, который стоит совсем отдельно в своей эстетике — это «Квартет И». Для меня всё это — приключения и вызовы. Мне было интересно оказаться пространстве жениной драматургии. С одной стороны, это театр Гришковца, но всё-таки это и театр Пушкина, в некотором смысле театр [Евгения] Писарева (художественный руководитель театра Пушкина — прим. «Нового Калининграда»). Скажу так: я очень люблю спектакль «Обыкновенная история» в «Гоголь-центре», и в нём я чувствую себя замечательно, а вот, например, в спектакле «Маленькие трагедии» не могу сказать, что я абсолютно свободен, хотя мы играем его уже несколько лет. Роли и у Кирилла, и у Жени — это всё равно такой «челлендж». Да, это совершенно разные эстетики, ну и что? Я предпочитаю заниматься тем, что мне интересно, и тем, что совпадает с моим представлением о прекрасном. В какой эстетике это решено — не так важно.
— В спектакле «Между делом» вы ощущаете вот эту актёрскую свободу?
— Важно понимать, что спектакль играется в два состава. И есть замечательный актёр Саша Арсентьев, с которым мы играем одну роль, поэтому, несмотря на то, что мы выпустили спектакль в феврале, я боюсь, пальцев двух рук хватит, чтобы посчитать, сколько раз я его сыграл. Конечно, это путешествие, которое ещё точно не закончилось. Там очень много текста — у меня нет ни в одном спектакле такого количества текста, как в «Между делом». И, конечно, я не могу сказать, что я свободно живу в этом спектакле. Только гастроли позволяют играть его два дня подряд, чему я очень рад. Думаю, если бы была возможность играть его блоками всегда, мы бы серьёзно продвинулись, но честно вам скажу, для меня спектакль заканчивается в тот момент, когда тебе всё ясно, перед тобой уже нет никаких задач и ты просто по привычке что-то делаешь. Мне кажется, пьеса так написана и так поставлена Женей, что спектакль просуществует несколько лет вполне. Там есть о чём играть.
— Опять же в рамках сравнения двух театров. «Гоголь-центр» — это довольно политизированная площадка, Евгений Гришковец же совсем про другое. Критик Павел Руднев недавно писал о его пьесах как о «беззубой милоте и угодливости зрителю». На ваш взгляд, должен театр становиться пространством для высказывания на социальные и политические темы?
— Спектакль «Между делом» в отличие от многих других пьес Евгения — это спектакль на абсолютно чёткую, ясную, можно даже сказать, политическую тему. Сама история, которая лежит в основе этого спектакля, очень современная. Эта тема могла бы возникнуть и в «Гоголь-центре». Наоборот, для Жени это, быть может, первое высказывание на весьма определённую и конкретную тему: справедливость наказания, справедливость закона и суда. Попытка в этой системе что-то изменить — это и есть путь моего героя в спектакле. Всё это очень про сегодня и про сейчас.
Алексей Агранович и Таисия Вилкова в спектакле «Между делом» (реж. Евгений Гришковец, 2021). Фото предоставлено организаторами гастролей
— А вообще велико сегодня и сейчас общественное влияние театра?
— Нулевое. Наверное, в театр иногда приходят люди, которые изначально не разделяют каких-то взглядов и позиции автора, но сила художественного произведения заставляет их задуматься, пересмотреть свою точку зрения. Или люди приходят безо всякого отношения к происходящему и как-то его формируют, но театр — это не то общественное явление, которое меняет пейзаж, в котором мы живём. Я и не уверен, что так должно быть. Театр — это пространство художественного, и у него нет задачи влиять на политику. Театр должен влиять на души, на мысли людей, давать им пищу для размышлений, для чувствования. Это не публицистика, не журналистика, нельзя путать одно с другим, на мой взгляд. Мы не являемся участниками политических процессов. С социальной точки зрения театр может помочь человеку интересно жить. Мне вообще кажется, если большинству людей, живущих в нашей стране и населяющих земной шар, было бы интересно жить, очень многие проблемы, в том числе и политические, либо пропали бы, либо приобрели совершенно другой вид.
— И тут вспоминается, как в контексте фестиваля «Край Света» вы говорили о том, что авторское кино имеет прежде всего прикладную функцию: помочь людям найти ответы, принять решение, сделать выбор. В этом смысле задачи авторского театра синонимичны?
— Безусловно. Вообще задача культуры, если говорить о социальной её функции, это помочь человеку ответить на вопросы, которые перед ним ставит жизнь. Вы могли заметить, что я занимаюсь очень разными вещами — руковожу фестивалем, играю в театре, снимаюсь в кино. Всё это — разные задачи, но для меня они об одном и том же. Я глубоко убеждён в том, что культура в разных её проявлениях, я бы даже слово «искусство» здесь опустил, — это то, что создаёт среду, в которой человек растёт, живёт и умирает.
Наличие культурной среды — это как почва, понимаете? Без неё невозможны никакие полноценные процессы — ни экономические, ни политические, никакие другие. Культурная среда лежит в основе всего. А у нас, к сожалению, пока что культура номинально значится в сфере услуг. Это не услуга. Культура равна образованию, хотя она даже первичнее. Сначала мы слушаем голос мамы, папы, бабушки — песни, которые нам поют, или сказки, которые нам читают. И только потом мы сами учимся петь, читать и так далее. Это уже и есть культурная среда. Это то, что формирует в человеке представления о добре и зле, о нравственности, порядочности. И то, чем занимаюсь я и многие мои коллеги, во всяком случае мы скромно на это надеемся, — попытки эту среду развивать.
В последнее время, мне кажется, мы стали немножечко её терять. Я сейчас не говорю про скрепы, но и скрепы, и гордость собственной историей — всё это по-настоящему будет существовать в том случае, если будет произрастать из культурной среды. Надо не имитировать культуру, не выдавать мёртвое за живое, а по-настоящему серьёзно выращивать её. Никакая пропаганда не должна формировать человеческое сознание. Каждый человек должен делать это самостоятельно, но культурная среда — это как раз то, что объединяет людей, живущих на одной территории. Множество автономных сознаний, выросших из единой культурной среды, — это и есть общество, нация.
— И как мёртвое выдаётся за живое?
— На мой взгляд, неверно представление, если культуру приравнивают к пропаганде, к инструменту пропагандистской машины. Пропаганда — это не задача культуры. Хотя, опять-таки, если есть какая-то задача, которую государству нужно решить, культура может помочь. Например, я глубоко убеждён, что вся ситуация с вакцинацией в стране не была бы столь сложна, печальна и конфликтна, если бы за это взялись настоящие профессионалы в культурной сфере. Умение говорить с человеком, объяснять ему — не навязывать, не количеством повторов заставлять вызубрить, а именно говорить с человеком на понятном ему языке — так культура могла бы эти проблемы решить.
Мне кажется, мы боимся, когда мы говорим о том, что в нашей истории всегда всё было хорошо, переформулируем её. Умение признавать свои ошибки — удел сильного человека. И опять-таки эту силу формирует культурная среда. Ведь не так страшно признать ошибку, как её повторить, не осознав, не признав, что с тобой произошло. И в этом смысле любой организм, общество, государство имеет сложную неоднозначную историю. Однозначность трактовок, которые нам порой предлагают как взгляд государства, мне кажется, приводит к крайнему упрощению мышления. Общество становится неспособным решать сложные задачи.
— Среди исследователей массовой психологии есть мнение, что говорить полутонами с толпой невозможно — она их не различает и не слышит, даже если мы говорим о сетевой толпе. Вы с таким подходом согласны?
— Нет. Пожалуй, с музыкой — самый очевидный пример. Аудитория, которая приходит на концерты условного Николая Баскова, и аудитория, которая приходит на концерт группы Radiohead, — и то, и другое толпа. Думаю, Radiohead даже побольше собирает. Важно, что нельзя говорить со всеми сразу. Когда ты выходишь на сцену, и в зале сидит 300 человек, 500 или 1000, неважно, всё равно зал для тебя — это единственный человек. Ты говоришь с каждым из них в отдельности. И чем важнее для тебя лично то, что ты говоришь, исполняешь, делаешь, тем важнее это становится для каждого человека в зале. Автономно, но вместе они образуют с определённой точки зрения толпу. Исследователи массовой психологии занимаются изучением способов манипуляций, у культуры такой задачи нет. Культура пытается наладить персональный диалог с каждым из людей, сидящим в зале, во время которого один человек будет хлопать в такт, второй закроет глаза, третий заплачет, а четвёртый послушает пару песен, встанет и уйдёт.
— В 2019 году, когда «Край Света» впервые проходил в Калининграде, в БФУ им. Канта проводили круглый стол. И там команда фестиваля и вы, в частности, активно высказывались за создание в регионе киноцентра. Что это должна быть за структура, и почему ей так важно появиться у нас в области?
— Мы не то чтобы высказывались за создание киноцентра, мы предложили поговорить об этом. Калининградская область — это территория, сравнимая с небольшой европейской страной. Не вполне понятно, почему в России кинематографические высказывания в основном рождаются и совершаются на территории Москвы и Санкт-Петербурга. Театры в регионах живут — какие-то лучше, какие-то хуже. Есть традиционно сильные театральные регионы — Новосибирск, Пермь, Ярославль. Эти города есть на театральной карте России, а вот на кинематографической карте, к сожалению, появляется мало чего.
Калининград появился во многом благодаря введению рибейтов и работе кинокомиссии. Это очень правильный ход. В этом плане Калининградская область сделала большой шаг вперёд. Сейчас там всё время снимают кино. Это прекрасно, но появления своего собственного культурного продукта, в данном случае фильма, пока не происходит. И мы всё время пытаемся разобраться почему. Неслучайно мы практически полностью переключились в проекте «Край Света. Запад» на подростков. То есть на людей, которые ещё не сделали свой профессиональный выбор и теоретически могли бы связать свою судьбу с кинематографом. Мне кажется, любому обществу, как и любому человеку, очень важно описание собственной жизни. И описание жизни человека, живущего на территории Калининградской области, трудно найти. На фестивале мы пытаемся объяснить, что описывать свою жизнь с помощью движущихся картинок — это не страшно и не сложно, что это игра. Любой серьёзный процесс на самом деле можно рассматривать с точки зрения игры. А игры не нужно бояться.
Технологии таковы, что сейчас всё это не так дорого и сложно, как было раньше. Да и плюс ко всему движущаяся картинка, то есть в некотором смысле кинематограф, практически полностью вытесняет из нашей жизни текст. Не исключено, что в скором времени мы, купив пачку аспирина, наведём свой телефон на QR-код на упаковке,и будем смотреть, как этот аспирин надо пить. Это ещё и навык очень прикладной. Очевидно, что востребованность людей, умеющих это делать, будет расти. Каким должен быть киноцентр, я не знаю. Пока что мне кажется, должна вырасти какая-то группировка людей, которым это будет нужно. Не любителей, для которых кинематограф — хобби, а людей, которые сделают, так сказать, калининградскую волну.
— Можно через создание подобных механизмов повторить то, что называют якутским чудом, в Калининграде?
— Повторить якутское чудо невозможно нигде. Может быть, в Татарии, потому что в основе якутского чуда помимо всех условий, которые там создавались, лежит одна простая вещь — никто в мире больше не снимает фильмов на якутском языке. А якутский язык — живой язык, на нём разговаривают и изъясняются люди, живущие на территории Якутии. Поэтому появление кинематографа на якутском языке абсолютно естественно и понятно. Есть фактор, который выводит их из зоны конкуренции. Безусловно, как-то по-другому это может быть устроено и в Калининградской области. Создание условий, конечно, вещь крайне необходимая. И то, что делается сейчас у вас, с моей точки зрения, способствует появлению людей, которые захотят снимать сами.
— И всё же якутское кино вышло за пределы своего региона. Фильм на якутском языке победил на «Кинотавре», якутские работы показывают на международных фестивалях.
— Те якутские фильмы, на которых этот кинематограф держится, никуда не вышли. Это коммерческое кино, которое собирает кинозалы и зарабатывает деньги. Те фильмы, которые вышли за пределы, — это уже следующий этап, когда появились уникальные художники, которые, да, на якутском языке и на основе якутской национальной фактуры стали делать произведения искусства. Это работает на имидж якутского кинематографа, это очень важно для страны, но фундамент якутского кино состоит в том, что люди скидывались и за 10 тысяч долларов снимали фильм, который в прокате собирал 50 тысяч. Это бизнес. Как наладить подобный процесс, это, конечно, интересно, но в Калининграде стоят задачи пока немного иного уровня.
— На самом деле введение рибейтов власти объясняли в первую очередь рекламой региона: Калининград покажут в кино и сериалах, и это даст мощный туристический выхлоп. Калининград действительно показали, но не везде он был узнаваем и не везде предстал в выгодном свете. Туристический эффект посчитать сложно. И тут я предлагаю пофантазировать, какая история могла бы развернуться в калининградских декорациях и какой режиссёр мог бы её рассказать, чтобы случилось как у Звягинцева с Териберкой?
— Мне кажется, Териберка — это уникальный случай. Огромную роль сыграло то, что она находится, что называется, in the middle of nowhere («неизвестно где» в пер. с англ. — прим. «Нового Калининграда»). Это была практически несуществующая, но невероятно красивая территория, к которой приковали внимание определённого круга модных хипстеров и людей вокруг них. Но на имидж региона влияет много факторов. Совсем необязательно, глядя в телевизор, мы должны узнавать там Калининград. Вы можете не знать, что «Властелин колец» снимали в Новой Зеландии, там нет такой задачи, но, тем не менее, туда приехала вся съёмочная группа. В каких-то интервью они проговаривали, что снимали фильм в Новой Зеландии. И это уже работает на репутацию региона.
Туристический бум, насколько я понимаю, у вас и так случился благодаря пандемии, что, конечно, гораздо мощнее рибейтов. Похоже на то, что инфраструктурно ещё есть куда расти и развиваться региону. А эффект от съёмок кино — это немножко про другое. Фёдор Бондарчук говорит в своих интервью о том, что Калининград — это место, где можно снимать любое кино, любую эпоху, найти самые разные локации. В момент, когда это говорит Фёдор Бондарчук, value («ценность» в пер. с англ. — прим. «Нового Калининграда») калининградского бренда поднимается. Мне кажется, чтобы это работало ещё и на вал туристов, надо создавать какой-то аттракцион, но такого фильма пока не было.
— А если говорить о кино и режиссёрах, эстетика которых сочетается с Калининградской областью, которые могли бы увидеть, почувствовать эту землю и трансформировать эти ощущения в кино.
— Именно эту задачу должны решать люди, которые растут и живут на этой земле. Никто так не знает и не чувствует землю, как человек, который вырос на ней. И это одна из задач, которые необходимо решать с помощью появления собственного территориального кинематографа.
— Сейчас «Край света» позиционирует себя как супероткрытый фестиваль. Там нет красных дорожек, вход на кинопоказы открыт для всех, члены жюри смотрят кино вместе со зрителями, но даже на примере маленькой Калининградской области мы не раз наблюдали, как здорово начинаются фестивали и как стремительно они бронзовеют, превращаясь просто в социальный ритуал. Есть какая-то прививка от этого?
— У нас есть десятилетний опыт работы на Сахалине, там этого не произошло. Я очень надеюсь, что и в Калининграде не произойдёт. Если вы вдруг почувствуете обратное, можете смело дать нам знать. Суть и концепция фестиваля таковы, что он должен быть ещё более доступным и интерактивным.
— А просто по-человечески вы сами не боитесь забронзоветь и не заметить?
— Может быть, когда-нибудь я и перестану это замечать, перестану об этом думать, и в этот момент, наверное, с вами будет говорить уже какой-то другой Алексей и про другое, но тогда мне будет просто неинтересно жить.
© 2009-2020, «Салат из новостей». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковых систем гиперссылка на sallaty.ru обязательна. * 
* XML, HTML