Боялись, что на нас наденут маски: калининградские актёры об игре в полупустых залах

02.10.2020 20:39

В сентябре калининградским театрам разрешили работать спустя полгода коронавирусного простоя. Правда, с ограничениями. Из-за пандемии зрители обязаны сидеть в масках и на расстоянии друг от друга. «Новый Калининград» поинтересовался у актёров, каково им выступать перед полупустыми залами.

— Мы узнали [о шахматной рассадке], когда уже несколько месяцев сидели на карантине. Сначала я подумала об этом как о радостной возможности снова выйти на сцену, но потом поняла, что это будет очень непривычно. Сейчас мы играем довольно аншлаговые спектакли, которые в обычные времена всегда пользовались спросом калининградской публики, но ты выходишь и ощущаешь пустоту, на доли секунды теряешься — спектакль это или нет. Конечно, в сложившейся ситуации мы рады, что хоть как-то начали работать. Полугодовой простой — это как побывать в декретном отпуске, ты «растренировываешься» за это время. Если музыкант перестанет играть на инструменте, он потеряет технику, вот у нас всё то же самое. Появляется лишнее волнение, которое мешает. Побороть страх перед сценой невозможно на всю жизнь. Это происходит, когда ты играешь постоянно.

Ты выходишь на сцену, и софиты «отрезают» от тебя зал, но ты чувствуешь его дыхание. Трудно объяснить, как энергетический обмен зависит от количества зрителей. Во время экспериментального спектакля ты не ждешь какой-то бурной реакции, ты понимаешь, что это камерное высказывание, но когда идёт аншлаговый спектакль, который рассчитан на полный зал, это очень непривычно. Если мизанцена выстроена так, что ты можешь увидеть зрителей, их разрозненность даёт колоссальное ощущение пустоты. Видимо, не зря зал устроен рядами, плечом к плечу.

— Новый способ рассадки не стал для нас неожиданностью, лично я отнёсся к этому с пониманием. Спасибо, что вообще дали открыться театрам. Если такие условия помогут уберечь людей, то хорошо. Единственное, это странно выглядит в соотношении с забитыми до отказа электричками на море летом. Наш вынужденный простой оказался длительным, и, конечно, мы волновались перед первым выходом на сцену. Отсутствие работы выхолащивает. Но в то же время это вопрос профессионализма, надо было взять себя в руки, хоть это было и более волнительно, чем обычно. Понятное дело, что до спектакля ты понимаешь, что будет неполный зал, будет зигзагообразная рассадка, но есть так называемая четвёртая стена: ты выходишь на сцену, занимаешься своим делом, и неважно, сколько там зрителей.

Из-за 50-процентной рассадки у нас не работает малая сцена, это ещё одно неудобство. Малая сцена — это площадка, которая активно развивается, и на ней идёт ряд интересных постановок разных режиссёров, которые пользуются популярностью, особенно у молодёжной аудитории. Из-за карантина мы не успели выпустить там премьеру — спектакль «Игра» по пьесе Людмилы Разумовской «Дорогая Елена Сергеевна».

Конечно, ощущается, что зал полупустой, но мне кажется, это компенсировалось большим желанием зрителя встретиться с театром. Люди очень тепло принимали, долго хлопали на поклоне, кричали «браво!», хотя спектакль не был премьерным. Если бы мы играли на ползала, потому что половина зрителей ушла во время антракта, тогда чувствовался бы провал, но тут же другая история. Я лично понимаю, что уж лучше так, чем никак. Во время карантина было гораздо сложнее. Работа в театре предполагает, как мне кажется, что ты хочешь выходить на сцену, обмениваться энергией со зрителями, высказываться как творческая единица, иначе нет смысла.

— К шахматной рассадке мы отнеслись с пониманием. Сейчас, прежде всего, важна безопасность зрителей, наша безопасность. Мы приняли условия, в которых нам предстояло работать. Ну и ближайшая премьера показала, что, в принципе, ничего не изменилось: отдача от зрителей идёт к артистам, от артистов — к зрителям. Даже, может быть, в чём-то это способствовало дополнительному общению — зритель соскучился по театру, артистам, постановкам, а артисты по зрителям. Мы не почувствовали чего-то, что огорчило бы нас.

Мы больше боялись, что артистов заставят соблюдать дистанцию. Представляете, любовная сцена, а без них редкий спектакль обходится, всегда есть герой, героиня, счастливый финал, поцелуи или какое-то сближение. И психофизика, магия актёрской игры заключена в определённой близости. Мы боялись, что нас разграничат. У нас много постановок, где без хора и массовых сцен мы не сможем работать. Мы боялись, что на нас наденут маски, ведь у нас много хореографических номеров, и в масках работать невозможно физически. Элементарно не хватит воздуха. Плюс микрофоны, которые при соприкосновении с маской могут фонить. Мы, наверное, больше боялись этого.

Нам действительно жалко зрителей, которых обязывают сидеть в масках. Мы сочувствуем, переживаем, но, наверное, ещё с большим усердием и трепетом относимся к ним. Практически никто не сдал билеты, когда мы перестали работать. Это тоже нас очень здорово грело. Люди готовы сидеть в масках, перчатках, резиновых сапогах, костюме химзащиты, чтобы прийти и получить глоток этого воздуха, обменяться энергией, что-то узнать, увидеть, прикоснуться к прекрасной музыке, искусству, чему-то высокому, доброму. Мы, конечно, боимся [повторного закрытия театров], но как люди здравомыслящие полностью полагаемся на руководство нашего государства и региона. Мы же не видим всей картины. Пальцы скрестили и надеемся, что как можно дольше будем выходить на сцену.

— Мы были бы рады, даже если бы нам дали только 20 процентов зала. Нам обязательно нужно выходить на сцену и работать, получать эмоции, радовать зрителей. Даже если не дай бог, тьфу-тьфу-тьфу, мы продадим мало билетов и в зале будет пять человек, мы всё равно будем работать. Конечно, нам важно охватить большее количество людей, но мы в любом случае рады выйти на сцену, ведь во время карантина мы вообще не могли этого сделать. Мы истосковались, хотелось эмоций, обмена энергией со зрителями.

Последний спектакль мы сыграли в апреле, и, конечно, сейчас волновались, но это было такое радостное волнение! Мы были готовы раздать всем эмоции, выйти в новых костюмах, с новой весёлой опереточной программой. Мы волновались от счастья, но не от того, что мы что-то растеряли. Уже со второго номера люди начали кричать «Браво!». Мне показалось, что зритель был даже более истосковавшимся, чем артисты. Они приветствовали нас стоя, аплодировали, со сцены не отпускали, кричали «Браво!», хоть и были в масках. Персонал тоже ходит в масках. Спасибо, что хоть на сцене их разрешили снять.

Мы не видим зрителей, работаем так, что перед нами четвёртая стена, и неважно, 400 человек сидит в зале или 200, мы отдаёмся всё равно на 100 процентов. Мы были готовы к тому, что людей будет меньше и они будут в масках. Ситуация такая, что хорошо, что они вообще пришли и их пустили в театр.

Сейчас у нас постоянно убираются, все перила, все туалеты обрабатываются, маски лежат на входе и на выходе. Когда мы заходим в театр, у нас измеряют температуру. Сколько раз заходим, столько и измеряют. Если мы хоть немного приболели, тут же пишем в чат, что не сможем прийти. Постоянно видим людей, которые что-то моют. Антисептики везде, во всех гримерках. Конечно, мы очень боимся, [что театры снова могут закрыть]. Мы же заточены на то, чтобы отдавать эмоции, делиться, и очень не хочется закрываться, когда мы только начали работать.

Источник