«Санкции — это банкротство политики»: интервью Штефана Штайна

18.11.2019 19:49

В сентябре стало известно о закрытии представительства Торговой палаты Гамбурга в Калининграде. Заместитель главного редактора «Нового Калининграда» Вадим Хлебников встретился с бывшим главой представительства Шефаном Штайном и расспросил его о том, почему интерес немцев к калининградской экономике невысок, как милитаризация области ухудшает имидж области и чего немецкому бизнесу нельзя делать на российской земле.

— Да, конечно, это играет роль, но наше ведомство работало не только для помощи инвесторам здесь, но и для содействия русским бизнесменам в Германии. Это немаловажно. Сейчас много русских предпринимателей, которые производят хорошие вещи и их можно продавать на немецком рынке. И поэтому эта работа идет. Но, с другой стороны, вы правы, интерес немецких инвесторов уменьшился очень сильно. Конечно, это зависит от политической ситуации, от экономических проблем, от санкций, которые есть.

— Не стало легче за последние три года? Сейчас вроде «Северный поток-2» согласовали наконец и, может быть, как-то отпустило или нет?

— Есть, конечно, много позитивных моментов, например электронная виза, которая сильно помогает. Раньше немецкие бизнесмены сразу говорили «мне Калининград не нужен», потому что там нужно визу получать. Я надеюсь, что в ближайшее время климат будет чуть-чуть получше, больше людей сюда приедут. Сейчас много наших фирм здесь работают, арендуют землю и хорошо работают. Жалуются, конечно, тоже...

— На что жалуются?

— Они жалуются, например, на нормы, которые Россия ввела для пшеницы. Они не смогли на запад экспортировать.

— Это известная история, когда Россельхознадзор, заботясь о благосостоянии других государств, нашел маленькие превышения фузариоза по российскому зерну и практически заблокировал экспорт через основной калининградский морской терминал.

— Это до сих пор. Я только что переговоры вел, вы понимаете, что мы не понимаем? Покупатель готов был бы это покупать, а Россельхознадзор не разрешает это экспортировать.

— Вы упомянули электронные визы. Вам как иностранцу понятно, почему Россия на это пошла? Много лет мы не решались на одностороннее визовое послабление и сейчас пошли на это. Это следствие того, что стало совершенно понятно, что в ближайшее время потепления дипломатических отношений не будет, а экономический рост чем-то обеспечивать надо, или у вас какой-то другой взгляд на эту ситуацию?

— Я не политик, я экономист. Моя задача создавать прибыль и хорошие условия для бизнеса. Но, с другой стороны, я, конечно, вижу, что политические меры влияют на бизнес. Мне кажется, что визовый шаг, который Россия сделала, — это очень хорошо. Я надеюсь, что Германия тоже так идет, Европа так идет. Но не могу предсказать, что будет.

— Были ли те, кто только из-за введения электронных виз склонился к тому, чтобы приехать и что-то обсудить?

— Мы сделали много рекламы. Люди хотели встречаться с нами и, может быть, делать бизнес. Они не знали о введении электронных виз, думали, что нужно по-старому делать визы. Но им сказали, зачем вы это делаете, если есть электронная виза, и они удивлялись. В Германии не так хорошо знают об этом новшестве.

— Интенсивность интереса со стороны немецкого бизнеса сейчас, как вы говорите, невысока, но если они сейчас приезжают и что-то обсуждают, то какие сферы их в большей степени интересуют?

— В принципе, это все сферы интереса, потому что я считаю, что Калининград — это площадка, где можно экспериментировать с российскими законами, с российским менталитетом и так далее. Здесь можно учиться, как работать в России, и поэтому визовый режим играет большую роль. Есть, конечно, и негативные элементы, например, это особенно военные опции, которые здесь есть. Я говорю про обе стороны, не только Россию, но и НАТО. Если есть много военных, то они тоже являются целью других военных. Поэтому наши люди боятся. Я не хочу преувеличивать эту ситуацию, но вы понимаете, что с такой атмосферой между нашими странами сложнее привлекать сюда людей.

— Я как раз недавно разговаривал со специалистом по военным вопросам, и он приводил в пример Калифорнию, где есть куча военных баз, и при том это мекка высокотехнологических компаний. Он полагает, что любые слова о военизированности территории скорее надуманы. Если есть желание и привлекательные условия для инвестирования, то инвестиции придут, а на военные базы ни в одной стране не пустят.

— Вы, конечно, понимаете, что Калининградская область — это не Калифорния. Калининград — это маленькая территория, и это не как большая Россия. Если здесь пару ракет стоят в прицеле других ракет... С другой стороны, я, конечно, человек, который хочет дружить с Россией, который хочет, чтобы наши отношения были лучше, и поэтому я не хочу обращать внимание на это. Но защищаться надо.

— А не военный и не санкционный фон как-то отражается? Например, дело Майкла Калви — или скорее это на периферии внимания?

— Я могу сказать, что наши люди даже не знают этой истории. Это играет не такую большую роль в Германии. Простой инвестор, который хочет делать что-то новое в Калининградской области, потому что в Германии слишком дорого, он хочет перейти куда-то еще, его не интересует, что есть какой-то владелец банка в Москве. Ему более интересно получить кредит в немецком банке, и это сейчас сложно. Американские санкции перед немецким банком и вообще санкции против России — это сейчас самая большая проблема для инвестиций в Россию. Если я захочу проинвестировать не свои деньги, то у меня будут очень большие проблемы с получением кредита.

— То есть если ты собираешься что-то делать в России, то получить финансирование практически невозможно?

— Получить финансирование возможно в России, но там проценты такие, что наши этого не хотят.

— Прошло три года с момента смены власти в Калининградской области. У вас раньше были определенные публичные суждения по поводу губернатора Николая Цуканова, изменился ли как-то инвестиционный климат в Калининградской области с тех пор?

— Не могу сказать, что стало хуже, наоборот, я уверен, что губернатор хочет очень много и делает очень много, совершает поездки, я это знаю. Не могу сказать, что такие поездки профессионально сейчас организовываются за границей. Весь мир хочет, чтобы в них инвестировали, и готовиться к таким выступлениям нужно очень хорошо. Мне кажется, можно чуть-чуть получше это делать все еще впереди.

— История с BMW несколько губернаторов назад, но при Антоне Алиханове появилась идея построить завод на государственной площадке без «Автотора». Сейчас можно сказать, что проект в обозначенном виде не состоялся. Как вы думаете, почему так произошло?

— BMW как партизаны работают, если уместна такая шутка. Они не говорят, чего они хотят. В 1998 году они ко мне пришли и мы вместе решили, что здесь хорошо будет работать. Я им показал место около порта, где они начали собирать автомобили, это было еще при губернаторе Горбенко, который не очень хотел размещения здесь BMW, но потом тоже был рад. Сейчас они сделали компанию здесь в Калининградской области — это уже знак, что они хотят больше работать. Я думаю, что они сейчас решают, дальше с «Автотором» работать или сами по себе.

— Если говорить об инвестициях в сельское хозяйство, какие направления рассматриваются: растениеводство или животноводство?

— У нас получилось с овощами, пшеницей и так далее. Я знаю, что есть интерес к теплицам. Мне кажется, еще нужно цветы там выращивать, потому что это хороший бизнес. Не понимаю, почему это все из Голландии идет. В большинстве же это люди, которых интересуют зерновые.

— Хотелось бы понять мотивацию немецкого предпринимателя, который начинает интересоваться Калининградом. Да, близко, но что вообще может заставить немца сорваться с места из условной зоны порядка в условную зону хаоса при том, что зона хаоса теперь еще не обеспечивает хорошие показатели роста рынка, какие были в 1990-х и 2000-х?

— Я вижу очень большой потенциал в России.

— Почему вы его видите?

— Потому что, во-первых, это много людей. Почти 150 миллионов. Большая территория, много сырья, которое можно переработать. Я думаю, те проблемы, которые сейчас есть в экономике России, — это чисто домашние проблемы, которые вы сами себе создали. Это не зависит от санкций. Я здесь работаю уже давно, 23 года, и вижу проблему монополизации производства. Понятно, что если есть один большой игрок, то он хочет оставаться единственным. Это сейчас большой большой тормоз для экономического развития России, но я уверен, что это можно преодолеть. Когда вы разрешите больше конкуренции — это же политические рамки, которые есть на рынке — тогда, я думаю, будет очень много инвесторов, много людей и много совместных предприятий, как это было в 90-х годах. Почему после 90-х годов это не продолжилось? Потому что, когда русские это поняли, что немцы не все понимают, перехватили легально и нелегально. Это и привело к монополизации, которую я считаю болезнью.

— Недавно слышал мнение одного американского специалиста о том, что жесткие санкции, которые вводили США в своей истории, в большинстве случаев не срабатывали, а иногда и приводили к обратному результату. В частности, санкции против Японии не смягчили нрав Японии в начале 1940-х, а, наоборот, подтолкнули к нападению на Перл-Харбор. Идеологически жесткие санкции должны ослаблять «ястребов» и усиливать «голубей» в той стране, где они вводятся, но на практике часто происходит ровно наоборот.

— Да, и мы видим это сейчас в российском сельском хозяйстве. Сколько мы говорили, что в России ничего не работает, а сейчас на большей территории все перепахано.

Я уже говорил, что сейчас здесь много компаний, которые производят и хотят экспортировать, но санкции ведь работают, и наоборот работают. Люди сейчас понимают, что надо не только импортировать, но и самим производить. Волей или неволей, но это хороший момент от санкций.

Я знаю, что немецкие бизнесмены в большинстве своем против санкций, потому что эти санкции действуют и против них. Мы тоже посчитали, сколько эти санкции стоят, это очень много денег. Понимаете, сколько мяса экспортировалось до санкций? Наши производители, особенно на севере Германии, очень страдают от этих санкций, они против этого. Лично я считаю, что санкции — это банкротство политики, потому что они переговорами не смогли ничего достичь и начали делать пресс через экономические меры. Я считаю, это абсолютно неправильно. Я против этого категорически.

— Когда вы делаете презентацию, рассказываете, что из себя представляет Калининградская область своим коллегам в Германии, на что вы обращаете внимание?

— Я говорю о тех льготах, которые есть, а также о том, что надо смотреть, что ты здесь делаешь.

— Чего здесь делать нельзя?

— Мой девиз всегда был: «Не ходи со своими молитвами в чужой монастырь». В Германии политика не очень влияет на бизнес. Здесь же бизнес без политики практически невозможен. И это большая разница. Если ты хочешь начать здесь работать и у тебя нет политической поддержки, у тебя будут сложности.

— Как говорит глава Калининградской торгово-промышленной палаты парадокс в том, что наведение порядка из-за специфики законодательства у нас приводит к обратному результату, потому что соблюсти законодательство российское так, как оно написано, практически невозможно.

— Русские законы часто являются практически копией немецких законов, значит. Но бумага и слова, которые там написаны, — это одно, а реальность — совсем другое. И с этим надо жить. Это возможно, если ты практически интегрируешься, если ты начинаешь думать как русский бизнесмен. Если ты думаешь как немец, то здесь невозможно жить.

— Как думает русский бизнесмен?

— Русские более гибкие, чем немцы. Немцы знают законы и знают, что если его права нарушены, то они пойдут в суд — и он восстановит право. А в России между этим очень много других вариантов. Это проблема. В России часто меняются условия, ты можешь чего-то не успеть узнать. В России нужно больше охраны. Например, я начинаю что-то делать в Германии и просто делаю забор. Этого достаточно. А здесь еще нужна охрана и другие помощники.

— Может ли торговая палата Гамбурга восстановить здесь офис? Какие обстоятельства должны возникнуть, чтобы она сказала: «Нет, мы считаем что экономия нам больше не нужна, мы двигаемся вперед и открываем калининградский офис»?

— Я не уверен, что такое возможно. Сейчас совсем другое время. Вы должны понимать, что все это начиналось, когда в Германии было желание помогать России. Россия только что отделилась, Горбачев был, и в Германии это все шло просто от сердца. Потом была рациональная идея, что для Гамбурга всегда восток был самым главным. Потому что это северный порт, хаб, который идет на Балтийское море и в Санкт-Петербург. Гамбург сильно связан с Санкт-Петербургом, но не так связан с Калининградом. Думаю, что Калининград сейчас имеет хорошие отношения с землями Германии. Думаю, Тюрингия и Бранденбург. Гамбург сейчас не на первом месте.

— Гамбургу хотелось бы быть на первом месте?

— Конечно, я же работал для этого здесь 23 года и всегда хотел, чтобы эти отношения Гамбург-Калининград были очень хорошие. Я помню дни Калининграда, которые мы сделали в Гамбурге и здесь тоже. Это было в 1998-1999 годах. Это было действительно очень-очень красивое мероприятие, я считаю, что до сих пор нужно такие мероприятия в Германии делать. Не только делать сухие семинары про законы, но и приглашать сюда простых людей.

— Три года назад у нас была на пике так называемая борьба с германизацией. Сейчас атмосфера в этом смысле получше. Или у вас сохраняется ощущение какой-то проблемы в этом направлении?

— Конечно, это была страшная история, страшная проблема. Люди, которые хотели Калининград обратно в Германию, были маленькой группой, которые живут в Германии и никакой политической роли в Германии не играют, и тем более не действуют. Такие люди разговаривали и со мной, но это были практически фашисты, а я с фашистами не работаю. Я даже не хотел им помогать. Эти люди сейчас все-таки очень старые и умирают потихонечку, а молодые даже не знают, что здесь был Кенигсберг.

Текст — Вадим Хлебников, фото — Виталий Невар / Новый Калининград

Источник