Как началась Великая Отечественная война, как жили люди в тылу, что было обязательным для каждого советского гражданина: Война глазами уфимки Розы Латыповой

10.05.2019 1:10

Великая Отечественная война забрала почти всех мужчин, и забота о семьях легла на плечи женщин, стариков и детей. Нужно было и выполнять мужскую работу, и стирать одежду солдат, и отправлять на фронт еду. О том, как началась война, как жили люди в тылу, что было обязательным для каждого советского гражданина и как советский народ встретил новость об окончании войны, корреспонденту sallaty.ru рассказала уфимка Роза Хасановна Латыпова. В мае пенсионерка отметит свое 94-летие. Несмотря на преклонный возраст, она очень хорошо помнит события тех дней.

Как семья переехала в Башкирию

Я родилась в Чкаловской области (ныне Оренбургская), на станции Заглядино. Семья у нас была большая: девять детей, папа, мама и бабушка – отцовская мама. Папа был активистом, а тут еще кулаков много было (1934 год), и его хотели убить, но сосед успел предупредить: «Так и так, за тобой придут». Он дал нам лошадь, тележку, и мы всей семьей, оставив дом, ночью украдкой пошли пешком в Белебей – незадолго до этого папа купил там небольшой дом. Мы держались за тележку, нагруженную вещами, иногда только маму сажали, чтоб она могла накормить грудного ребенка. По дороге в лесу собирали ягоды и щавель, мама в дорогу еще испекла из отрубей маленькие лепешки.

Как началась война

16 лет мне было, когда началась война. Это был солнечный воскресный день. Мы были на Сабантуе. В лесу организовали пикник: игры, бои, скачки, в палатках продавали морс, сладости. Гуляние было. Как сейчас помню, я была в белом цветастом платье, тепло было, хорошо. Вдруг, ни с того ни с сего, народ стал шушукаться, ларьки потихоньку закрываются. Нам ничего не говорят, но люди уже узнали, что война началась. Видимо, чтобы ажиотажа не было, спокойненько все разошлись. Мы уже к концу тоже узнали, что война началась, и тоже боимся еще говорить, домой пришли. Потом уже по радио об этом объявили. Мы, конечно, стали горевать, но еще не понимали, что война нас может так разлучить.

Весь мой класс ушел на фронт – и мальчиков взяли, и девочек, с войны вернулось только трое: Роза Габдракипова, Ильяс Мамлеев, а третьего фамилию забыла уже. Я осталась жива благодаря начальнику клуба Ивану Онучину, который тогда сказал мне: «Оставь нам повестку, мы сами все решим».

Как отца забрали на фронт

Папе примерно 44 было, когда его на войну забрали. Он приехал в Аксаково (с Аксаково отправляли на фронт тогда), зашел ко мне – я на курсах была – попрощался со мной. Вот тогда я папу последний раз видела, в 42-м году.

Жизнь в тылу

В сентябре 1941 года я пошла в 10-й класс, и вдруг мобилизация. Меня мобилизовали на курсы железнодорожников, на бригадиров пути. Всех мужчин забрали, а путь поднимать надо, ровнять надо, и нас отправили на курсы на станцию Аксаково. Месяца полтора, наверно, учились, и нас после этого сразу определили на работу. Плохо одетые, ездили на другую станцию, Глуховскую, там нам дали маленькое общежитие. Нами командовал лишь один старик, которого не взяли на фронт.

Больше года я там проработала, сильно простыла – мы ездили на поездах типа электричек, на билеты денег не было, поэтому ездили на подножках – раньше на поездах подножки были, а сейчас их подбирают. Ветер сильный был, я через год заболела и уволилась. Снова пошла в школу – нам же не дали доучиться – думаю, надо закончить, образование получить.

В июне выпускной вечер, до 5 утра мы гуляли, как обычно, танцевали, хоть и война, но все равно веселились по-своему. А в 9 часов я уже вышла на работу в воинскую часть, в клуб полка вольнонаемной. До этого я все документы сдала, и меня приняли на работу. Я пришла, а спать хочется. Начальник увидел это и отправил высыпаться. Я пошла домой, поспала, потом пришла. И вот и началась моя работа.

Я работала до 1946 года, была библиотекарем, почтальоном полка. Всю городскую почту, всю корреспонденцию полковую брала (и письма, и газеты – все, что приходило) и потом по ротам раздавала. Еще работала помощником киномеханика, кино солдатам показывали. Нам давали на иждивенцев по 150 граммов хлеба. И вот на всех братьев и сестер получалось две буханки. Одну буханку мама продавала, вторую мы себе оставляли. Затем полк расформировали, он уехал в Уфу, а я осталась.

В этом полку служил комсоргом полка наш башкирский поэт Якуб Кулмый, его настоящая фамилия Кульмухаметов, он мне стихи написал со словами: «Когда-нибудь я еще приду, может, женюсь на тебе». И написал он мне, знаете, на какой бумаге – на мишени, одна сторона черная у нее, а другая серая, вот на ней. Потом, когда я сюда в Уфу уже приехала, я его встретила и вернула ему эти стихи, сказала: «Приклеишь в свою книгу когда-нибудь».

Очень дружная была семья у нас. Мы работали, людям копали огороды, дрова возили на себе, нам за это ведро картошки давали, одежду или еще что-нибудь. Не знаю, как нас мама так воспитала, мы очень дружные были дети.

Мы и траву ели, я детей водила в лес, по три мешка травы приносили, собирали борщевик, щавель, лебеду – всё, что только можно. Крапиву давали детям как витамин, это был дефицитный товар. Мама еще делала нам затируху, картошку обязательно варила. Картошка только зацветет – мама шла в огород, чтоб хоть немножко накопать.

Мы людям копали картошку, сажали, дрова возили. Брат сделал сам коляску, едем в лес, поем песни – нам трава не расти, там горка была – с горки бежим… У нас у всех были свои обязанности. Мама никогда не кричала: «Сходите за водой!», «Сделайте это, сделайте то». Каждый день кто-то дежурил. Дежурный должен был с вечера ведро картошки начистить, чтобы мама утром могла ее сварить. А самая младшая лезла в подпол, оттуда картошку доставала – старшим покрупнее, а младшим поменьше. За водой тоже по очереди ходили, с коромыслом.

Еще соседские дети к нам часто приходили, мы играли в «школу», те, кто постарше, – учителя, мы – ученики. На кирпичики садились, доски ставили, писали что-то – в общем, все время были заняты. Вечером садились уроки делать, а стола на всех не хватает. Мама садила сначала за стол младших, а нам говорила: «Вы пока на коленях попишите».

Однажды меня чуть не убили. Я тогда работала в библиотеке. Под библиотекой – гауптвахта. Тот солдат, который охранял, заснул на посту. И случайно во сне нажал на крючок. А у меня стеллаж был с книгами. И вот пуля в эти книги попала, а я рядом стояла.

Как одевались модницы во время войны

На этой фотографии мне 17 лет, надевать тогда нечего было. Я надела манишку и пришитый к ней воротник, крепилась она на лямках, а под манишкой была вязаная кофточка. На фото выглядит как будто блузка. Туфли были брезентовые – лодочка на каблучках. Я их так гуталином намазала, что они блестели как лаковые, каждый день перед танцами надраивала. И была одна тонкая шерстяная юбка, каждый день ее гладила, чтоб красиво было.

Всё для фронта, всё для победы: Что обязан был делать каждый советский житель

К нам из Москвы однажды эвакуировали театр оперный. Каждой семье дали по человеку квартировать, и неважно, сколько людей живет в доме. Нам попалась бухгалтер. Наш дом назывался пятистенок – сам дом и пристрой-комнатушка, в котором стояла маленькая кроватка и тумбочка. И мы уступили кровать этой женщине, а сами спали на нарах – все вместе под одним одеялом лежали.

Этот театр выступал в нашем клубе, а я каждый день оставалась и смотрела, наизусть знала все оперетты. И после войны я ходила в театры, мы с мужем брали абонемент на месяц.

Также все должны были стирать белье солдатам. С фронта привозили кровяные брюки, гимнастерки, пилотки. И давали чуть-чуть мыла. Чтоб его сохранить, мама делала щёлок: золу вымачивала и этой водой стирала. А мылом потом стирала наши вещи. Белье с фронта тюками привозили и раздавали. Мы стирали, наглаживали, заштопывали и все отдавали. Также кисеты шили.

Еще обязательно отправляли еду на фронт. Если овечек имеешь – шерсть сдавай, кур – яйца сдавай, корову имеешь – молоко сдавай. А я была статистом в заготовительной организации, отмечала, кто сколько чего сдал. К тем, у кого долг, агенты ездили, очень строго было все, но каждый старался выполнять. У нас была одна задача: всё для фронта.

Как выживали во время войны

Бабушка вязала нам из пакли тапочки, потом к ним пришивали деревянные колодки, чтобы ноги не промокли.

Мама купила козу пуховую, мы пух чесали, теребили, а мама шали вязала и ездила в деревню на салазках продавать, а оттуда привозила муку. Вот из этой муки она нам затируху и делала. Ей и заказы давали, мы торопились, помогали ей чем могли, но делали на совесть. На стене были гвозди прибиты, на которые она натягивала эти шали. Сами мы их не носили, я на работу ходила в отцовском полушубке. Потом как-то раздавали гуманитарную помощь, и нам попалась шинель, вот из нее мне первый раз сшили пальто.

Как пришла похоронка на отца

Отца ранили под Сталинградом в обе ноги, и умер он от ран. Братья потом ездили туда, нашли, где он похоронен. Когда похоронка пришла, ее кто-то из детей взял, но маме мы не показали. Она, конечно же, что-то чувствовала, ведь от папы каждый день по 3-4 письма приходило. Раньше ведь треугольнички делали, никаких марок и конвертов не надо было. «Что-то писем нет», - говорила мама. «Да, что-то нету. Да будет, будет, мама», - успокаивали мы. Почти месяц мы не говорили. Когда сказали, мама как сидела, так и онемела, и мы не знаем, что делать. Потом через некоторое время ее прорвало, она сильно плакала, это шок был.

Как люди встретили новость об окончании войны

А война когда закончилась, что творилось! Солдаты не знали, что делать: кто плачет, кто смеется, кто танцует. Кто встретится – обнимается, целует всех без разбору. Стреляют уже вовсю в воздух. Такая это была радость – непередаваемо просто! Столько лет ведь война шла.

Жизнь после войны

После войны я поехала к сестре в санаторий «Мцыри», устроилась в клуб библиотекарем и худработником. Этот санаторий раньше был имением бабушки Михаила Лермонтова. В 1953 году в поезде познакомилась со своим будущем мужем, Хамза его звали. Через некоторое время он приехал меня забрать к себе, но мне очень не хотелось уезжать: у меня уже была московская прописка, а ее добиться было очень трудно. Я говорила ему: «Давай ты лучше сюда переедешь», а он отвечал: «Нет, у меня там мама». Мне уже и квартиру обещали дать, но куда денешься – любовь.

3 марта мы приехали в Уфу, и через два дня Сталин умер. Мы плакали все – он был как бог, войну победили ведь мы. Вот ведь что. Мы победили! Он был главный, все плакали! Это невозможно было.

Я, когда жила в Московской области, отучилась на машинистку, слепым методом, 10 пальцами, не смотря могла печатать. Я устроилась на Ордена Ленина Уфимский нефтеперерабатывающий завод №1 и проработала там 27 лет, а за год до пенсии уволилась и устроилась на работу в «Башфото-Нур», где работал мой муж.

О муже

Муж мне рассказывал, что попал в кавалерийский полк. Всем дали лошадь, а ему только седло. Лошадь он забрал потом у убитого немца. Такая хорошая лошадь была – спасала его просто. «Все мерзли, а я лошадь положу, в пах ноги суну, мокрые же – там тепло. Еду по лесу (он разведчиком был), заснул, с головы фуражку веткой сбило – лошадь останавливается, чтобы проснулся и забрал свою фуражку», – рассказывал он.

Однажды он решил вывезти своих родственников из глубинки на юг, в Узбекистан. Билетов на поезд не было. Вагоны раньше печками топились, наверху торчали трубы. Он привязал бабушку к трубе, а потом, когда немножко проехали, он через туалетное окно бабушку протащил в вагон. А остальные так как-то сами ночью, наверно, прошли. Так они всю жизнь в Ташкенте и прожили, а дети их потом переехали оттуда.

Источник