Курс валют: USD: 65.3498 | EUR: 73.3617
0
Число внештатных советников губернатора Антона Алиханова не так давно значительно сократилось. Это не коснулось архитектора Вячеслава Генне, который, в отличие от главного архитектора области Евгения Костромина, числится штатным советником. Вячеслав Генне перешёл в правительство в конце 2017 года с должности главного архитектора Калининграда, которую он занимал с 2013-го. До этого Генне работал замглавы Пионерского и главным архитектором Светлогорска. В качестве советника губернатора архитектор занимается в основном вопросами городского благоустройства и урбанистики, которая стала чрезвычайно популярна на государственном уровне в последние годы. О том, как финансируется комфортная городская среда, чего стоил ремонт ул. Баранова и почему нужно заниматься периферией, а не Калининградом, Вячеслав Генне рассказал в интервью заместителю главного редактора «Нового Калининграда» Татьяне Зиберовой.
— Осенью завершили ремонт ул. Баранова от Горького до Пролетарской. Ещё есть часть между Горького и площадью и Озерный проезд. С ними планируется что-то делать?
— Нет. Понятно, что границы общего проекта пешеходной зоны начинались от храма и были планы двинуть это все [в сторону Озерного проезда]. Но с учетом ряда обстоятельств было принято решение не идти туда, потому что те проектные решения, которые нужно было бы реализовывать, они, возможно, пришли бы в негодность в результате строительства на месте бывшей кондитерской фабрики. По проекту пока ничего неизвестно, они наверняка планировали какое-то подземное пространство. То есть наше благоустройство уже будет реализовано в рамках какой-то другой программы с учетом решения вопросов самого комплекса на месте кондитерской фабрики.
— Какая-то работа на месте кондитерской фабрики ведется? Они обещали сквер, обнесли территорию забором и все. Там пустырь.
— Не могу никак прокомментировать, мне ничего не известно. В публичное пространство это никаким образом никогда не поступало, были какие-то эскизы предварительные давно уже, года 3-4 назад. С тех пор ничего не известно. Вроде они меняют формат, переделывают периодически. Но чтобы какой-то готовый продукт... в процессе ремонта улицы мы общались с собственниками, они шли навстречу, но никакой документации никто не представлял.
— Какова ваша роль в реконструкции Баранова?
— Не хотелось бы о роли своей говорить. Не потому, что я такой скромный — я очень доволен результатом. Есть такое понятие — историческая справедливость или творческая справедливость. Мы хотим жить в городе-саде, во дворе-саде, квартире-саде и при этом очень мало чего для этого предпринимаем. Реализация этого проекта — это пример того, что в принципе всё возможно. Для меня это показатель. Там были все предпосылки, чтобы это не состоялось. Была агрессивная упорная политика рынка по запрету улицы, люди работали с массами, поднимали, объединялись в союзы предпринимателей. Были эти неудобства, были социальные риски огромные. Предприниматели — самый активный слой населения у нас. Как минимум в Калининграде. Но это нормально. Люди не могут знать, как работает транспорт, как работает математическая модель по расчету пиковых нагрузок на транспорт, продавая, со всем уважением, рыбу, мясо, носки чулки и так далее. У каждого своя задача.
Эта работа — сгусток огромного количества компетенций и опыта. Если выстроить это в пирамиду все, то вверху, конечно, сто процентов политическое, наверное, мужество. Есть политики, которые, наверное, в это бы не влезали. Все было бы нормально, предприниматели продолжали бы заниматься своей деятельностью, Баранова превратилась бы в месиво сплошное, она уже была в принципе месивом грязи, антисанитарии, барахла и так далее. Это все в центре города в окружении огромного количества объектов. Не надо быть специалистом в маркетинге, чтобы сказать, что там есть потенциал другого характера. А есть политики, которые сказали «Да, мы верим, можем, есть люди, которые это сделают».
— Вам не кажется, что на новой Баранова не хватает жизни? Она широкая, хорошо, но там нет жизни — она похожа на платц. И каких-то редких торговцев гоняют казаки с нагайками, а вся жизнь теперь в Каштановом парке, потому что всю «блошку» выгнали туда. Да, Баранова — образцово-показательная, но..
— Она не образцово-показательная, это норма. Мы это воспринимаем как какое-то явление ландшафтное, градостроительное в городе, но вообще это нормальное явление, нормальная норма. У нас не было пешеходных улиц, поэтому ей как улице, как прямолинейному элементу градостроительному понадобится время, и процессы уже происходят. Введено несколько новых объектов, на подходе еще один объект, и именно появление Баранова повлияло на место размещения торгового центра будущего на месте промтоварного рынка. Они отодвинулись от складов, там будет еще одна пешеходная зона, такой стрит-фуд-маркет крытый, фудкорт. Пешеходной зоной нужно управлять, её можно использовать как общественное пространство именно для организованных мероприятий — ярмарок, выставок, шествий. Она может стать частью площадок под любой государственный праздник, в том числе День города и так далее. «Блошка» же в настоящее время явление неорганизованное. Если прийти вечером в парк после «блошки», вы обнаружите там груды мусора. Это неорганизованное явление, им надо заниматься обязательно — предлагать альтернативные места или благоустраивать то, что есть.
— То есть не гнать?
— Конечно, нет. Город занимается этим вопросом, проводит совещания. Насколько я знаю, у них (на блошином рынке — прим. «Нового Калининграда») есть некие неформальные лидеры по направлениям — военная амуниция, антиквариат, книги, пластинки, диски, магнитофоны и так далее. В принципе, мы с ними в контакте. И если будет какая-то необходимость привлечь их к обсуждению, то это обязательно нужно делать. Это довольно крупное явление, и мы рассматривали европейскую практику — в основном это центральные городские площади, ну и есть свои разные традиции. Проведение массовых мероприятий, уличная торговля, ярмарки и так далее — это полномочия городские, это вахта города, то есть они занимаются этим. Если будет необходимость, мы подключимся со своим видением.
— Ещё вопрос про улицу Баранова. Проект разрабатывали, насколько я помню, Антон Сагаль и мастерская «АМ Space». Вы имеете какое-то отношение к этой мастерской?
— Имею. Я работаю с этим творческим коллективом, это не секрет.
— Получается, вы сражались за улицу Баранова еще на должности главного архитектора Калининграда, а потом, когда получилось выбить деньги на реконструкцию, проектом занимались тоже вы?
— Немного не так. Когда первым, в общем-то, регулярно более-менее на эту тему заговорил архитектор Владимир Сыроежкин, я по понятным причинам выделил для себя в своей деятельности, будучи главным архитектором, это направление. И мы начали это прорабатывать активно. Прорисовывать, прорабатывать, думать. На тот момент мы уже провели несколько для меня провальных совещаний под руководством бывших руководителей Калининграда, где мне однозначно дали понять, что не лезь туда, будут народные волнения, социальное напряжение будешь создавать. Оставь как есть, пусть живут своей жизнью и так далее. Потом обстановка поменялась политическая, какие-то принципы другие у руководства появились и появилась «Стрелка» с Домом.РФ. Они начали анализировать возможное применение каких-то своих компетенций, сотрудничать с местными архитекторами, которых они сами отбирали. Это была отдельная деятельность «Стрелки».
Я не занимался этим проектом в мастерской, им занималась Маша Зеткина, она же докладывала на градостроительном совете вместе с Александрой Сытниковой партнером «Стрелки». И потом архитекторам заказали за небольшие деньги (они вообще очень скромно платят) разработку архитектурной концепции всей этой территории. Главным требованием было поэтапное согласование со «Стрелкой». И они приняли эту работу, она им понравилась, они дали высокую оценку.
— То есть заказчиком «Стрелка» выступала?
—Конечно. Не город, не правительство, заказчиком выступала «Стрелка». Естественно, возможности, хорошие профессиональные отношения с коллегами и наличие проектной структуры мне всегда облегчали жизнь. Одному нереально что-то сделать, и огромное количество работы мы в мастерской делаем безвозмездно. Я прихожу, и мы в мастерской прорисовываем пространства, скверы в Светлогорске, в Калининграде, в Черняховске, в Немане и так далее. Это даёт возможность проанализировать на первом этапе работу, передать это в муниципалитет для возможного дальнейшего осмечивания, участия в программах разного уровня, разного бюджета и так далее.
— Сначала у вас началось сотрудничество со «Стрелкой», потом вас позвали в правительство?
— Я работал в городе, да. Это был февраль 2017-го.
— А в чем вообще состоят ваши должностные обязанности в качестве советника губернатора? Чем вы занимаетесь?
— Работаю с документами, с проектами, участвую в градостроительных советах. Очень много приходит документов на некую рецензию и «аудит». Я, например, обладаю высокой компетенцией, связанной с развитием побережья — Светлогорска, Зеленоградска, Пионерского. Знаю, как там все развивается, как можно создавать точки роста и так далее. У архитекторов помимо фасадов, формообразования, посадок и прочего есть еще свойство структурно мыслить. У меня есть второе образование экономическое, и я могу мыслить сквозь некую экономику, некую этапность реализации. Это помогает в работе.
— Ваша работа пересекается с работой Евгения Костромина?
— Если была бы возможность, было бы, наверное, полезным ещё взять двух советников по архитектуре, потому что реально повестка дня такая глобальная. У меня совершенно комфортное состояние со всеми уровнями отношений, я не связан ни по рукам, ни по ногам. Пожалуйста — формируй программы, будем обсуждать, подключать коллег, интегрировать экспертов, компетенции и другие. У нас в планах проведение развернутого семинара по формированию повестки дня по общественным пространствам Калининграда и области. В планах в том числе провести проектную мастерскую по Центральному парку, подобную той, что проводили по Каштановому (парку за башней Врангеля — прим. «Нового Калининграда»). Есть целый ряд спорных вопросов, требующих общественного обсуждения на градостроительном совете. Конечно, мы пересекаемся в части каких-то работ. Например, у Жени, как и у меня, нет никаких помощников, сотрудников, штата.
— Значит, у вас нет отдела?
—У меня нет никого, поэтому я использую коллег, если нужно что-то подать, подготовить презентацию и так далее. Формируются какие-то объекты... например, Женя занимался фонтаном у Биржи, и он сейчас продолжил эту тему — организовывал всё, что связано с фасадами. Это плотная работа с подрядчиками, утряска смет, подходящих под выделенный бюджет и утряска проектных решений фасадов вокруг фонтана, напротив Музея Мирового океана и по всей программе по многоквартирному панельному жилью в будущем Музейном квартале. Я больше был привлечен к теме Баранова, тоже работал как проектный менеджер. Параллельно мы в разной степени подключались к процессу помощи Фонду капитального строительства. Также Евгений занимается всем, что связано с островом Октябрьским.
Я — говорящий архитектор, поэтому меня, я так понимаю, руководство часто подключает к теме формирования общественного мнения, общения с коллегами. Речь идёт о взаимодействии со всеми нашими активистами, общественниками, краеведами. Мы формируем повестку дня, как, например, в прошлый раз обсуждали фонтан у стадиона «Балтика». Это хорошая альтернатива общественным слушаниям, когда собираются эксперты, а не оголтелые люди, не понимающие, о чем вообще идёт речь. Когда обсуждается Генплан города, например, человек поднимает руку и спрашивает — какого цвета будет фасад на улице Ленина. Как ему объяснить? Он просто не в теме. А он, не получив ответа, воспринимает негативно всё окружающее: власть, чиновников-идиотов, казнокрадов — то есть это всё каша. Поэтому лучше собрать группу людей, которая готова, знает повестку, месяц-два подготовиться, сделать социологическое исследование, графики подготовить, иллюстрации, презентацию.
— По поводу как раз-таки обсуждения с общественностью. Помню, был разговор про «Балтику». Было много предложений и рабочие группы. Что-то из этого в итоге взяли на вооружение?
— Конечно. Мало того, итоги были опубликованы Анной Карпенко, она была координатором, организатором всего того, что мы там наработали. Там целый перечень: вопросы вертикалки, вопросы мощения, вопросы формирования общественного пространства были откорректированы. Породный состав деревьев, которые предлагается высадить вдоль проспекта Мира, высота ограждений вокруг самой чаши фонтана, облицовку поменяли, колористику заменили. Как минимум это полезно было. Потом Антону Андреевичу приходили в инстаграм довольно дельные замечания и предложения — например, сделать ограждение в «водяном тоннеле», чтобы оно было изящным, прозрачным, из стекла или нержавейки. Мы полностью всё это передали — разработчик и возможный подрядчик в будущем — это те же подрядчики, которые делали фонтан у Биржи, компания их челябинская специализируется на фонтанах. По поводу финансирования ничего сказать не могу, проект готов.
— Как вы сразу так про финансирование, я ещё не спросила даже.
— Понимаете, планируешь одно, вылазят какие-то приоритеты другие. Частая история. Ничего не мешает иметь проектную документацию. К этой теме можно было приступить 15 лет назад, в этом году и в следующем тоже можно приступить.
— Это получается как в мэрии, где делают постоянно проекты и кладут их в шкаф. У нас уже есть то ли 3, то ли 4 проекта ул. Соммера.
— Точно, улица-чемпион. Я сам этим занимался (смеется). К сожалению, да. Мы эту тему и с Артуром Леонидовичем, моим непосредственным начальником, обсуждали неоднократно. Не планировать невозможно. Есть такие пространства, которые отработал, концепцию нарисовал, прошел год, подход поменялся. Я сделал бы по-другому, думаешь. На фонтан, помните, сколько концепций было? На рынок Центральный сколько концепций было, где сейчас торговый центр строят. На Рыбную деревню сколько было всего.
— Там-то ладно, на рынок тратили деньги застройщики, а здесь получается, что бюджетные деньги каждый раз уходят на новую концепцию, которая не воплощается, потому что денег нет, и когда они будут, никто не знает.
— Думаю, что вы не правы, потому что единственная концепция, которую оплачивал муниципалитет, — это концепция, насколько я помню, Соммера. Её делал «Никор-проект», и мы ее обсуждали с жителями, которые были недовольны, запрещали делать лавки, освещение, урны. Позже всё, что было связано, рисовали по заказу «Стрелки». У них есть задача государственная — выявлять активные, интересные места в городах России и делать их апгрейд, перезапускать.
— А «Стрелка» свои деньги платит за эти проекты?
— Не могу сказать. Цепочка неизвестна.
— Это как цепочка с Баранова с загадочным выделением 300 млн рублей закрытым способом?
— Предполагаю, что если бы это было бы незаконно, начали бы сажать кого-нибудь. Это какой-то некий бюджет Дом.РФ и «Стрелки», который позволяет в рамках бюджетного законодательства выделять деньги..
— Получается, что дальнейшее благоустройство будет проходить по той же схеме?
— А как вы это предлагаете делать?
— Через конкурс.
— Да мы бы никогда это не сделали. Пришел бы Вася Пупкин, начал демпинговать, а потом мы из говна начали бы это лепить. А так была возможность сделать красивую улицу. Это цепочка законная. Думаю, что в другом случае уже начали бы сажать и надолго.
— И благоустройство дальше планируется таким же образом проводить в городе?
— Мне неизвестно, будет фонд задействован как инструмент или нет.
— Дальше есть проекты с Домом.рф?
— Пока нет никаких проектов. Ближайшее крупное, где я принимал изначально участие как архитектор, советник и менеджер по взаимодействию сторон — это остров Канта. Левая его часть была сделана до чемпионата. По полному окончанию и сроки объективные и актуальные — закончить до начала августа, чтобы провести там джаз-фестиваль.
— По поводу «Рыбной деревни-2» на Октябрьском острове вопрос. Был конкурс проектов общественного здания, потом всё переиграли и решили, что там будет жилой дом и рядом музей. Как вы оцениваете итоговое архитектурное решение комплекса, и как-то согласовывалось ли оно?
— Такие проекты [старые], я уже забыл о них. Давайте что-нибудь актуальное обсуждать, про общественные пространства же говорили.
— Я не знаю, что может быть актуальнее того, что на Острове строят жилой дом. Я живу там рядом, они мне сваи в голову забивают.
— К сожалению, технология такая. Всё, что будет происходит на той территории, будет связано с каким-то типом свайных фундаментов.
— Это я понимаю. Сейчас я не про технологию, а про архитектурный облик дома, который компания Качановича строит. Его согласовывали с правительством, с главным архитектором, с вами.
— Конечно. Со всеми согласовано.
— И вы считаете, что этот проект соответствует местности?
— Конечно. По этажности, по колористике, по формообразованию, по функционалу, по количеству парковок. Проект прошел экспертизу.
— Он же тоже будет в псевдоганзейском стиле?
— Ну... менее, нежели все предыдущие варианты.Там будет облицовочный коричневый кирпич по типу гостиницы «Москва», первые этажи по периметру полностью будут заняты нежилыми помещениями — начиная от СПА-комплексов и заканчивая, наверное десятком ресторанов, кафе. Сейчас мы просто приходим к пустырю, пройдя «Рыбную биржу». Дальше это будет благоустроенная зона. Мало того, градостроительный кодекс отодвинул сейчас возможную застройку на 20 метров от уреза воды, и эта вся полоса — это будет большое общественное пространство — кафе, парки, зоны отдыха.
— Сейчас там и так довольно широкий променад...
— Сейчас там 10 метров, а будет в два раза больше. На Музей русской живописи остается приблизительно 55 соток земли, у него большой подземный паркинг, около 12 тысяч квадратных метров здание, оно по объёму будет чуть побольше существующего здания Биржи.
— Но он по стилистике скорее модерновый. Нормально будет смотреться?
— Отлично будет смотреться. Есть объекты — например, музеи, там может не быть ни одного окна. Даже неспециалист понимает, что главный враг любого музея — это свет. Поэтому мы не могли нарисовать там искусственные окна, как вы себе представляете? Проблема в том, что музеи зачастую располагаются в приспособленных помещениях, которые раньше были замками, ратушами, заводами, еще чем-то, поэтому там всё равно есть методы по борьбе со светом — блэк-аут полный должен быть.
— Строительство культурно-образовательного комплекса на Острове как-то через вас проходит или этим Костромин занимается?
— Я, как и Евгений Костромин, нахожусь в федеральном градостроительном совете. Нам присылают материалы по Севастополю, по Владивостоку, по Калининграду. Мы в курсе всех этих событий. Я пишу на каждую работу свое видение как минимум страницу, отправляю.
— То есть принимать решение по конечному облику культурного центра тоже будут федералы?
— Ну, это коллегиальное решение. Я очень рад, что к работе привлекли Юрия Григоряна, мне нравится его творчество. И если говорить, что у каждого архитектора есть свое видение, философия, то моя главная философия — максимально уходить от типологии. Мы живем в типологии. Типология — это стереотип. Мы мыслим стереотипами, мы не придумываем ничего. Мы одинаково одеваемся, мы ездим на одинаковых машинах, мы одинаковые. Так не развивается личность, а в творчестве это очень важно. Вот такие знаковые объекты дашь нашим десяти архитекторам, семь из них нарисуют а-ля фахверк. Уже тошнит просто от этой подделки под антиквариат. Мы должны отпустить это и формировать современную архитектуру.
— А Дом Советов особенный?
— У него природа конструктивизма, метаболизма, брутализма, супрематизма — это всё из одной серии. И еще не прошел этот цикл признания явления конструктивизма 20-30-х года как беспрекословной мировой ценности. Мы ещё на виток этот не вышли. Мы ценим сараи довоенные немецкие, а, например, на Дом офицеров, или на политехникум, или на больницу на проспекте Победы мы внимания не обращаем. А для меня это — ценность, а немецкий сарай — не ценность. Областная библиотека — самое красивое здание в городе, но для нас оно обыденное. Мы ценим сарай где-нибудь в пригороде Ладушкина кирпичный с маленькой арочкой. Для меня он не ценность, это хозяйственная постройка, он вообще ценности никакой не представляет как объект архитектуры. У него могут быть идеальные пропорции, если он живой, его надо сохранять. Дом Советов попал в кашу идеологии — там и градостроительство, там и политика, там и отторжение Советского Союза в какой-то степени. То есть это то же явление, что и Московский проспект. Как можно ненавидеть Московский проспект? Или Ленинский проспект?
— Так Дом Советов чисто с архитектурной точки зрения...
— Шедевр.
— Он стоит того, чтобы его сохранять именно в таком виде?
— У профессионалов всё на подкорке. Как врачи могут с ходу поставить диагноз, так и архитекторы сразу видят, есть у здания пропорции или нет. У этого здания есть ценность огромная. Оно очень пропорциональное, плюс оно очень интересное как явление монолитного домостроения. Вот кто будет это читать, скажет: «идиот», «дебил», «Королевский замок восстановите, красивее ничего нет!». Но это неправда. Дом Советов — реально ценное здание. И плюс его ценность, в моем видении, его можно видоизменять, можно убрать трибуну на входе, которая была сделана для первомайских демонстраций, а можно ее сделать в интерьере. Представьте, трибуна — часть интерьера огромного холла. Классно же! Как часть интерьера. К нему можно пристраивать, его можно надстраивать, что показали конкурсные работы. Мы занимаемся, подходы ищем к Дому Советов.
— По поводу Железнодорожного. После того, как люди возмутились первой концепцией, начали переделывать проект. И какой итог?
— Мы хотим в целом поднять культуру реконструкции, чтобы туристы, приехав туда, понимали, что делали это люди, хоть какое-то имеющие представление об этой типологии. То, что происходило до этих возмущений, оно было, к сожалению, упущено, и этим занимались не архитекторы. Это были ошибки, были скандалы с коллегами. Я очень благодарен, что этот градус поднятый отодвинул с поляны тех наших коллег, которые, ни хрена не понимая, всё-таки лезли. У нас же в архитектуре все разбираются — космос, архитектура, балет, медицина, футбол. А превратить это в такую забавуху, «диснейлендовскую деревушечку» не получилось. Тем не менее сейчас задача совсем не изменилась, напряжение присутствует, это надо донести, как шар хрустальный, до конца и не сделать ошибок. Мы, в основном Костромин — он занимается, надо отдать должное, вахту эту тащит. Сам подключился, персонально этим занимается, и я не раз ходатайствовал о том, чтобы фонд смог бы найти возможность или на аутсорсинг или на постоянной основе привлечь специалистов. Потому что, к сожалению, рисуют то, что к нам попадает, не архитекторы.
— Как вам Ленинский проспект?
— Ну, эту тему мы уже обсуждали, что уже обсуждать. Сделали и сделали. Я могу бухтеть сколько угодно. Не хочу к этому возвращаться. Конечно, это всё неправильно. Я как раз в этом случае не приверженец тех, кто говорит — но было же хуже. Или как в Железнодорожном мы ожидали услышать — ну, мы сделали плохо, но было же еще хуже. Было вообще отвратительно, к сожалению, но нам надо сделать классно. Такая повестка дня.
— На выезде в Железнодорожный Алиханов говорил, что планирует дальше другие депрессивные областные поселения тоже приводить в порядок, и что вы уже начали обсуждать поселок Ясное. И какова его судьба?
— Пока никакой.
— Идеи, наработки?
— Пока нет. Не успели еще, поделиться нечем.
— Вы считаете, это правильный подход — брать по одному поселению и пытаться с ним что-то сделать комплексно?
— Понимаете, мы сосредоточены на Калининграде, а точнее на его центре, а это неправильно. И были очень хорошие примеры, когда акценты были смещены. Мы создаем условия жизни здесь лучше, среду создаем более качественную, более приятную для жизни, учебы, нахождения в ней. Но у нас в области огромное количество не менее достойных мест, и мы ими не занимались десятилетиями. Вот хороший пример — когда Николай Николаевич был губернатором, как [он] уделял вниманию Гусеву. Понятно, что это было сделано не только из муниципального бюджета — повезло Гусеву. Но и сейчас каждый раз, когда люди оттуда приезжают, говорят: «Блин, какая церковь красивая! Блин, я не ожидал, что набережная. Блин, а центр города — и так в целом опрятно, а там казино еще реконструируют». И в целом опрятно — дороги, фасады. И там люди на позитиве. Спина выпрямилась, туфли надели женщины, ходят по тротуарам. Дети позитивные. А мы сосредоточились на Калининграде. Может быть и надо было начать с Ясного, потом в Железнодорожный перейти. Где бы мы ни занимались, каким бы поселком, я считаю, что может даже эффект будет лучше, потому что там — это реально для людей событие, будь их 10 человек или 1000. Для нас здесь — это просто геморрой. Баранова — геморрой для 90%. Литовский вал там сейчас начнется, Каштановый парк, «Блошка» эта, господи... А там люди рады просто всему. Ты ему нарисуй розочку на фасаде с крестиком под фахверк, он просто тебя на руки подхватит и будет носить. Я же ездил на эти мероприятия, сходы граждан. Понятно, нужно объяснять, нужно терпение, нужно время. Каждому объяснить, за руку подвести, показать, палету эту вскрыть, кирпич показать. Информированность снимает любое напряжение. А Черняховск как преображается? Такое ощущение, там войны не было.
— Такое ощущение, что там с войны ничего не делали.
— Ну, может быть. Особенно есть там кварталы, где воинские часть, особенно где Пестрые ряды эти, подзапущено. Они сохранены, к этому можно вернуться в любой момент.
— Как считаете, нынешний губернатор уделяет больше времени архитектурным вопросам, чем прошлый?
— Да. Не хочу развернуто комментировать, льстить излишне, но намного больше. У нас сумасшедшая повестка в части общественных пространств, архитектуры, требований и так далее.
— Это как-то связано с федеральными изменениями? С тем, что у нас появилась «Комфортная городская среда»?
— Однозначно. Государство обратилось к этой теме федеральным масштабом. Все эти скульптуры, Дом.рф, «Стрелка», все эти изменения с качеством жизни, новые стандарты градостроительного регулирования. Кто бы мог вообще представить. Мы-то жили по СНИПам и ГОСТам Советского Союза. У нас поменялось всё. У нас строй поменялся, экономика, менталитет, а мы продолжаем жить по ГОСТам, СНИПам, и я до сих пор не понимаю, почему никто ими не занимается — СНИПами и ГОСТами. Они как были, так и остались. Микрорайонная застройка, хотя весь мир живет уже в кварталах, а мы продолжаем шлепать эти огромные микрорайоны. Отдельная тема общественным пространствам посвящается. Сто раз говорил об этом и еще раз повторюсь — Калининград в этой части место уникальное. У нас есть оставшаяся отдельная типология огромного количества типов ландшафтной довоенной архитектуры и благоустройства, у нас очень много советского осталось, и то, что сейчас создано — понятно, Чемпионат мира, понятно — правительство федеральное повестку задает. И мы не говорим про города областные — в Зеленоградске реализован очень интересный проект у вокзала. В принципе, вся эта поляна зачищается, и это будет такой прототип Баранова — очень качественное благоустройство уже в приличном состоянии.
— В Зеленоградске в принципе пешеходная улица раньше, чем в Калининграде, появилась.
— Это да. Её просто надо было давным-давно перегородить, и не надо было ничего на ней делать.
— Вы часто ругаете Зеленоградск.
— Я никого не ругаю, там есть своя власть, пусть она отвечает. Я высказываю своё личное мнение как архитектор. Один тезис только приведу — курортные города не формируются в нашем климате, в нашей исторической архитектуре 12-этажками.
— Ну смотрите, в Светлогорске сейчас начали прямо у Центрального спуска строить ещё один апарт-отель. Это тоже не сильно нормально. Раньше там была площадь, а теперь несколько апарт-отелей и жилой дом.
— Площади там не было никогда, там была огромная клумба, на которой в свое время рисовали семиэтажки, еще что-то. Очень лобби мощное было федеральное какое-то, каких-то чиновников, я помню. Потом было затишье. Это место — оно, к сожалению, отрыжка старой некачественной... не было менеджеров нормальных, оно попало в коммерческий оборот. То есть его сейчас надо или признавать новым властям, или выкупать обратно, это полбюджета города и оставлять как площадь. Сейчас это сделать невозможно.
— Вы же довольно долго работали в Светлогорске.
— 9 лет без малого.
— И не чувствуете какой-то своей ответственности за происходящее?
— Когда я там работал, у нас не было многоэтажного строительства. У меня не было ни одного билборда в городе, в курортном городе нафиг билборды не нужны. Все объекты до коттеджа рассматривались на градостроительном совете области при Пустовгарове. Я как мог сопротивлялся — мне жгли машины, вешали гранаты, резали резину по кругу. Я реально много сделал, могу еще два часа рассказывать на эту тему. Это были не самые эффективные время. Покойный Валерий Леонидович Алексеев, у него был принцип — чтобы не навредить, лучше ничего не делать. И это срабатывало. Он очень осторожный глава был, скорее думал, как запретить, нежели как помочь реализовать. Рынок был другой совсем, была экономика другая, было несколько компаний строительных, которые в принципе этим всем занимались. Были местные жители, и они трепетно относились к застройке. Пример контекстной застройки — это вы можете посмотреть, как я проектировал практически весь квартал за универмагом «Спутник». Все, что вокруг «Старого доктора», тоже я занимался реконструкцией. Переулок Гагарина — одноподъездные дома четырехэтажные дома с мансардой. Мы не позволяли ничего высотного. Оно происходило только в Светлогорске-1, и то, я думаю, в 2005 году первый семиэтажный дом возник в Светлогорске-1.
— Вы когда стали главным архитектором Калининграда, говорили, что надо больше быть чиновником, чем творческим человеком. Сейчас в вашей работе чего больше — чиновничества или творчества?
— Чиновничества.
— А по творческой работе не скучаете?
— Масштаб немного поменялся. Я стараюсь думать о кварталах, крупных кусках, думать сквозь призму развития и вовлечения предпринимательства. То есть мне интереснее, можно сказать, такой архитектурный менеджмент. Я сейчас веду конкретные архитектурные объекты. Закончили Баранова — спасибо, переходим сюда. Занимаешься этим, нарабатываешь варианты повестки лета 2020 года.
— Какое ваше любимое место в городе?
— Много мест. Мне очень нравится гулять по Амалиенау, пить кофе на улице. Мне нравится Музей Мирового океана, набережная. Такие вот кусочки — улица 1812 года, просто кайфую, всегда срезаю. Мне нравится Верхнее озеро в целом — очень хорошее место, не зря потратили деньги.
— А по Баранова гуляете?
— Гуляю. За полтора года нагулялся — весь в пыли и грязи. Грекова улица нравится.
— Если выбирать среди прибрежных городов, то какой, по вашему мнению, наиболее приятный для отдыха?
— К сожалению, особо отдыхать не получается. Я сейчас больше люблю дикие места. Как я раньше говорил, все наши города прибрежные — идеальное место для самоубийства и развития аптек с антидепрессантами. Но, например, тот же Зеленоградск — он сейчас просто город, и там есть жизнь всегда, в сезон и не в сезон.
— Если хочется на море, не на пляж, а именно к морю, что выбираете?
— Летом я ездил на парковку возле игорной зоны. То есть в зависимости от того, где можно поставить машину. Плюс я езжу еще иногда к друзьям в Заостровье. Там этот лесочек, и там нет общественных пространств и нет людей. Короче, я люблю дикие места сейчас, где можно долго идти пешком. Люблю гулять пешком. Разрабатывать разные маршруты в голове.
Текст — Татьяна Зиберова, фото — Виталий Невар / Новый Калининград
© 2009-2020, «Салат из новостей». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковых систем гиперссылка на sallaty.ru обязательна. * 
* XML, HTML