В Калининграде завершилось судебное следствие по делу медиков Элины Сушкевич и Елены Белой, которых обвиняют в убийстве новорожденного. В среду, 9 декабря, в областном суде начались прения сторон — перед присяжными выступили прокурор, потерпевшая сторона и адвокаты подсудимых медиков. «Новый Калининград» рассказывает, какие доводы приводили обе стороны судебного процесса.
Несмотря на ограничения в работе судов региона, утром в зале заседаний, где рассматривается дело калининградских медиков, собралось довольно много людей — журналистам в качестве исключения разрешили присутствовать на слушаниях. Обе подсудимых и четверо их защитников негромко переговаривались.
Перед началом прений судья напомнил обеим сторонам, что в ходе выступлений они должны избегать чрезвычайной эмоциональности, не апеллировать к высказываниям авторитетных политиков или общественному мнению, не ссылаться на статистические данные, а также не допускать «исторических экскурсов во времена репрессий» и намеков на фальсификацию доказательств или недозволенность методов ведения расследования.
Взявшая слово первой прокурор Анна Ефремова отметила, что один из главных вопросов, на которые предстоит ответить присяжным, — вводилась ли новорожденному смертельная доза сульфата магния или нет? По ее словам, очевидно, что этот факт был доказан в ходе судебного следствия. Гособвинитель назвала смерть младенца «идеальным убийством», поскольку оснащение калининградского Бюро судебно-медицинской экспертизы не позволяет провести ряд исследований, которые бы выявили передозировку магния в организме ребенка. При этом столичные эксперты, заверила Ефремова, смогли обнаружить «запредельное» количество вещества в тканях младенца, который по их же заключению был вполне жизнеспособен. Гособвинитель подчеркнула, что Сушкевич и Белая свою вину не признали, а в ходе судебного процесса регулярно ссылались на непрофессионализм своих коллег из роддома № 4, который те якобы хотели скрыть, обвинив их в убийстве ребенка.
Также в своей речи гособвинитель вспомнила, что обвиняемые медики регулярно пеняли на недоношенность ребенка и необследованность его матери: «Каждая из подсудимых до сих пор связывает Ахмедова (скончавшегося младенца — прим. „Нового Калининграда“) с понятием „нежизнеспособный“. Для каждого из них Ахмедов — это брак, то есть либо инвалид, либо труп».
Ефремова рассказала, как часто за время расследования Белая меняла свои показания: сначала она уверяла, будто ей доложили, что ребенок родился мертвый, но потом вспомнила, что все-таки видела младенца живым. А Сушкевич и вовсе отказалась отвечать на вопросы до того, как будут допрошены в суде свидетели, что, по мнению гособвинения, выглядело «как минимум странно». Не обошла стороной прокурор и встречу Белой с матерью мальчика: «Эта чурка все равно ничего не поймет», — так, по словам Ефремовой, медик якобы убеждала подчиненных записать ребенка мертворожденным.
Отдельно упомянула гособвинитель внеплановое совещание в кабинете Белой, видеозапись откуда была ранее представлена присяжным. На том собрании главврач отчитывала подчиненных за то, что они не поставили ее в известность о появлении такого младенца в роддоме. Брошенную Белой реплику «Антенатал! Антенатал! А вы пишите, живой...», прокурор стала сравнивать с другой расхожей цитатой, авторство которой доподлинно неизвестно: «Убивайте, убивайте! Не думайте о последствиях. Знайте, что за всех вас отвечать буду я. Это слова нациста Германа Геринга (иногда цитату приписывают Герингу — прим. „Нового Калининграда“)», — зачитала с листа Ефремова, но судья ее остановил и попросил присяжных не принимать во внимание эту отсылку.
Ефремова рассказала об удаленной переписке неонатолога с начальницей, а также перечислила все телефонные разговоры Сушкевич и Белой в тот период. После одного из телефонных разговоров с заведующей отделением в РПЦ Екатериной Астаховой неонатолог заявила, что кровь для переливания новорожденному ей больше не нужна — такую последовательность описала прокурор. Также она обратила внимание на то, что в какой-то момент переписка об оказываемой ребенку медпомощи неожиданно оборвалась, а спустя какое-то время Сушкевич написала «еду обратно».
Не очень убедительными, по мнению гособвинения, выглядят и объяснения Белой о том, что означал ее разговор с Сушкевич про магнезию, которую вводят «еще в родзале». Медик рассказала, что речь шла о применении магнии сульфата для того, чтобы минимизировать риск развития ДЦП у ребенка, и подчеркнула, что этот метод — не секрет для акушеров. «Хочется задать вам вопрос, Елена Валерьевна: если это знают все акушеры, если это говорят на всех учебах, то зачем вам вообще это обсуждать? Ведь у вас в ПИНе (палате интенсивной терапии — прим. „Нового Калининграда“) лежит агонирующий ребенок», — риторически спросила Ефремова.
Описав на словах процесс убийства и последовательность действий обеих обвиняемых в этот период, гособвинитель констатировала: «Дело сделано. Белая радуется полученному опыту и говорит Косаревой: „Смотрите и учитесь“». После этого, Ефремова напомнила версию событий подсудимых — они настаивают, что ребенка до последнего момента пытались спасти.
«Если там оказывалась помощь, если там спасали ребенка, то зачем выгонять из палаты врачей? Зачем закрывать двери? Почему во время реанимационных мероприятий в палате интенсивной терапии не присутствует ни одна из медсестер? Почему там находится Белая, которая по своей специальности является врачом акушером-гинекологом, и которая, с ее собственных же слов, никак не могла помочь им в оказании помощи? Почему туда не зовут единственного в родильном доме врача-реаниматолога Башмаченкову, если Сушкевич — просто консультант? Почему, если ребенку делается непрямой массаж сердца, у него нет на теле ни единого следа, свидетельствующего об этом?», — обратилась к присяжным прокурор.
Адвокат потерпевшей Лариса Гусева добавила к сказанному гособвинителем, что она и ее доверительница уверены в виновности обеих подсудимых. «Ради чего Белая, придя на работу, бежит в палату к Ахмедовой? Ради того, чтобы, во-первых, на мой взгляд, оценить ее как человека и получить формальное, невысказанное согласие распоряжаться жизнью маленького ребенка», — сообщила Гусева. Судья дважды прерывал рассуждения адвоката: когда она говорила о том, что врачи должны лечить, а не убивать, а также когда отметила, что магния сульфат используется ветеринарами для умерщвления животных. Гусева добавила, что нет оснований не доверять показаниям главного свидетеля обвинения Татьяны Косаревой, у которой «не было оснований оговаривать» свою начальницу и слова которой полностью согласуются со свидетельствами других сотрудников роддома.
Мать погибшего ребенка, Замирахон Ахмедова, практически все это время сидела рядом с адвокатом и гособвинителями, опустив голову вниз и глядя в стол. Только иногда она посматривала на судью и присяжных, но старалась не поворачиваться в сторону подсудимых и их защитников. «Я бы хотела, чтобы... (неразборчиво), которые убили ребенка...<...> У каждой женщины может быть такое — преждевременные роды, но так поступать с ребенком... <...> Это сложно объяснить. Я попросила, чтобы спасли ребенка, но они... <...> Пусть получают срок за свое убийство», — сказала она. Женщина плохо говорит по-русски, поэтому ей, вероятно, было сложно формулировать свои мысли.
После выступления Ахмедовой судья объявил десятиминутный перерыв. По истечении этого времени потерпевшая в зал заседаний не вернулась — присяжным пояснили, что ей стало плохо.
Адвокат неонатолога Камиль Бабасов первым делом отметил, что за все пять месяцев судебного следствия обвинение так и не предъявило убедительных доказательств того, что Белая уговорила Сушкевич ввести ребенку раствор сульфата магния. Он подчеркнул, что так и остался незакрытым вопрос о мотиве преступления, так как никаких веских причин лишать жизни чужого ребенка «вопреки профессиональному долгу» у медиков не было.
По словам Бабасова, никаких достоверных свидетельств, что статистика смертности могла как-то отразиться на показателях работы сотрудников Регионального перинатального центра или роддома, в суде представлено не было. Гособвинитель во время выступления «деликатно умолчала», уверяет адвокат, о некоторых обстоятельствах произошедшего. Например, о том, что Ахмедова во время беременности принимала курсом по несколько таблеток в день препарат, каждая таблетка которого содержит суточную дозу магния. Обошла прокурор стороной и тот момент, что за шесть дней до родов Ахмедовой «вместо экстренной госпитализации» установили медицинский пессарий и отпустили домой, а за 54 часа до ее появления в роддоме у потерпевшей начали отходить околоплодные воды. К тому же позже эксперт калининградского Бюро СМЭ выяснила, что плацента роженицы имела воспалительные изменения.
Бабасов подчеркнул, что ребенок появился на свет с экстремально низкой массой тела, с незрелыми внутренними органами и со смертельно-опасной болезнью гиалиновых мембран — младенец был неспособен «поддерживать свои жизненные функции без создания специальных условий», то есть был «нежизнеспособным».
Показания Косаревой, скащал защитник, вызывают «большие сомнения», поскольку ребенку до приезда бригады из перинатального центра проводилось лечение, которое нельзя назвать «адекватным». Тут судья в очередной раз отметил, что компетентность сотрудников роддома и их действия не рассматриваются на данном заседании, поэтому адвокат не должен вдаваться в такие рассуждения. Возвращаясь к теме разговора о магнезии в ординаторской, на которую часто ссылается обвинение, Бабасов подчеркнул: «Никто не уговаривает убить новорожденного Ахмедова — таких слов не звучало. Никто не предлагает ввести новорожденному Ахмедову сульфата магния. Никто никому ничего не обещает взамен. Нам предлагают домыслить этот разговор».
Адвокат Андрей Золотухин, уверенно заявил, что в данном случае нельзя говорить об убийстве: новорожденный «умер сам», так как из свидетельств следует, что «ни о каком стабильном состоянии ребенка речи не шло». Он обратил внимание присяжных, что так и осталось неясным, зачем сотрудница роддома Соколова делала видеозапись совещания — это может косвенно говорить об определенной заинтересованности, а значит ее свидетельствам доверять не стоит. Все фразы Белой, запечатленные на видео, Золотухин объясняет тем, что она была недовольна оказанной ее подчиненными «неадекватной» помощью ребенку. Странным защитнику кажется и тот факт, что свидетель, снявшая видео в кабинете главврача, почему-то не записала разговор о магнезии Сушкевич и Белой в ординаторской, хотя «возможность такая у нее была».
То, что Косарева спрятала настоящую историю развития новорожденного и пустой флакон от «Куросурфа», свидетельствует лишь о том, что в роддоме пытались скрыть факт живорождения младенца, но не убийство. Ведь медик, зная об убийстве, могла аналогичным образом спрятать ампулу сульфата магния, чтобы потом выдать ее следователю. А то обстоятельство, что убийство якобы произошло прямо на глазах у Косаревой, вновь заставляет задуматься о правдивости ее показаний, заключил адвокат: «Зачем врачам, сговорившимся убить ребенка, делать это в присутствии третьего человека, который ничего не делает — просто стоит и смотрит?».
Не объяснило следствие, сказал Золотухин, и то, почему Белая уговаривала Сушкевич ввести магнезию младенцу, когда могла потребовать этого от своих подчиненных или сделать это сама, ведь, если верить показаниям свидетелей, название препарата она уже знала. Также непонятно, зачем делать смертельную инъекцию, если можно было просто отключить ребенка от аппарата ИВЛ, отметил адвокат.
Следом вышел для выступления Тимур Маршани — адвокат Елены Белой. Он отметил, что присяжным нужно выяснить мотив убийства, но внятного объяснения, какой интерес могла преследовать Сушкевич, идя на поводу у главврача роддома, которая якобы хотела фальсифицировать статистику, непонятно. «Без мотивированных действий обвинить человека, что он совершил именно то преступление, в котором он обвиняется, невозможно — 105-я статья уголовного кодекса — невозможно, поскольку отсутствует состав преступления», — заявил Маршани. Он добавил, что и у Белой не было причин путем убийства подтасовывать статистику, поскольку нет никаких документальных подтверждений, что она в дальнейшем намерена была претендовать на пост главврача, который на тот момент занимала временно.
«Это случайно произошедший эксцесс», — сказал Маршани, связав гибель новорожденного с состоянием его здоровья. Еще больше, по его мнению, должно смутить присяжных заявление гособвинения, что младенцу было введено 10 миллилитров сульфата магния. «Это, представьте себе, шприц, который по размеру представляет приблизительно такой же параметр, как и сам ребенок. <...> Это немыслимо», — заметил адвокат.
Маршани обратил внимание на то, что Косарева неоднократно меняла свои показания — сначала говорила только о подделке документов, но позже уже заявила об убийстве, произошедшем у нее на глазах. «Мы полагаем, что это произошло под давлением органов следствия», — высказался защитник. Судья оборвал его и попросил присяжных не учитывать подобные предположения. Тогда Маршани стал настаивать, что обвинение в основном строится на показаниях свидетелей, но кроме их слов, никаких прямых улик у следствия нет: «Шприц не был найден. Ампула, в которой содержался сульфат магния, также не была обнаружена».
Второй защитник Белой, Михаил Захаров, принялся было благодарить всех участников процесса, но судья остановил его словами «не стоит». Он так же, как и его коллеги, выступавшие ранее, отметил, что у медиков не было весомого мотива для совершения преступления. Адвокат долго говорил о презумпции невиновности и об ответсвенности, возложенной на коллегию присяжных заседателей. Потом Захаров неожиданно заявил, что хотел бы завершить свое выступление стихами, но и тут судья не допустил лирических отступлений. Тогда адвокат заключил: «Прошу вас учесть все обстоятельства дела и вынести тот вердикт, который вы посчитаете законным и обоснованным».
Текст: Екатерина Медведева. Фото: Виталий Невар / Новый Калининград