Достаточно было бы перестать его лечить: Элина Сушкевич выступила в суде

08.10.2020 17:09

Врач-неонатолог перинатального центра Элина Сушкевич в судебном заседании в четверг, 8 октября, рассказала о смерти ребенка в роддоме № 4. По версии обвинения, она и экс-главврач роддома Елена Белая убили новорожденного с помощью смертельной дозы сульфата магния. Белая и Сушкевич обвинения категорически отрицают и утверждают, что магнезию ребенку никто не вводил. «Новый Калининград» пересказывает показания Сушкевич.

По словам Элины Сушкевич, утром 6 ноября 2018 года реанимационную бригаду перинатального центра встречала заведующая отделением новорожденных роддома №4 Татьяна Косарева. Она рассказала, что ночью к ним поступила женщина на двадцать третьей неделе беременности и в 4.30 утра родила недоношенного ребенка с экстремально низкой массой тела в 700 грамм. Мать ребенка нигде не наблюдалась, а воды у нее отошли два часа назад. Косарева проводила Сушкевич в палату интенсивной терапии.

«Ребенок находился в кювезе, он был подключен к ИВЛ, была дежурная смена, медсестра и врач [Екатерина] Кисель. Я у нее спросила, капается ли ребенку Допамин, это препарат, который повышает давление. Она сказала, что нет. На вопрос мерилось ли ребенку давление, она тоже ответила отрицательно. Я попросила [медсестру], выполнить измерение давления. <...> И, так как анализ КЧС выполнялся давно, в 6.30, а было уже около восьми, я уже сама взяла анализ для того, чтобы определить состояние ребенка», — рассказала Сушкевич.

Около 8:20 она позвонила своему непосредственному начальнику, заведующей акушерским отделением в РПЦ Екатерине Бабаян (ранее носила фамилию Астахова). «Я сообщила, что ребенок тяжелый, нетранспортабельный, я его забирать пока в перинатальный центр не буду, буду стабилизировать <...> на месте. Прочитала ей анализ, сказала, что он подтверждает крайне тяжелое состояние ребенка, сказала, что низкое давление, 24 на 19, и дальше стала заполнять документацию», — рассказала Сушкевич.

В этот момент в палате интенсивной терапии началась пересменка, и там собралось достаточно большое количество медиков, они обменивались информацией. Элина Сушкевич в разговорах не участвовала. «Я заполняла документацию, все результаты своего осмотра, все лечение и необходимые рекомендации я, естественно, написала в листе осмотра врача бригады, который вкладывается в историю болезни. Саму историю болезни, как окончательный вариант, я не видела. Были анализы, был лист наблюдения, который был заполнен», — продолжила Элина Сушкевич.

Около 9 утра врачи роддома № 4 ушли на пятиминутку, в которой Сушкевич не участвовала, потому что она — не сотрудник учреждения и не ходила на эти совещания даже когда брала в роддоме дежурства, продолжила неонатолог.

«В палате, в отделении осталась врач [Анастасия] Башмаченкова, так как она единственный врач-реаниматолог в этом роддоме, которая занимается тяжелыми детьми. В том числе в ее обязанности входит дневное наблюдение тяжелых детей. И также средний медперсонал, который не ходит на врачебные пятиминутки, они сдают смену, принимают. То есть достаточно большое количество людей также было в палате», — сказала Сушкевич.

Затем она попросила медсестру поставить ребенку повышающий давление Допамин, однако он, по словам Сушкевич, не подействовал. «Действие Допамина — приблизительно несколько минут, если оно эффективно, отражается. Попросила также поставить физраствор. Это препарат, который также способствует увеличению давления, если маленький объем циркулирующей крови у ребенка в организме», — продолжила медик.

В начале десятого с пятиминутки вернулись врачи роддома № 4, пришла лаборант, которая взяла у мальчика общий анализ крови. Результат подтвердил низкий уровень гемоглобина в его крови, о чем Сушкевич сообщила Татьяна Косарева. Неонатолог попросила Косареву сделать анализ на определение группы крови, чтобы отправить запрос на станцию переливания. «Детям кровь подбирается, что называется, „по индивидуальному подбору“, то есть индивидуально для каждого ребенка. Это не быстро, <...> это занимает где-то час-полтора как минимум», — пояснила медик.

В это время, продолжила Сушкевич, вышел из строя аппарат, определяющий кислотно-щелочное состояние организма (КЩС), и сотрудники роддома вызвали мастера, который занялся ремонтом техники. Сушкевич созвонилась с врачом другой бригады, возвращавшейся из кардиоцентра, и попросила, чтобы медсестра, которая должна была приехать в роддом № 4, взяла с собой портативный газоанализатор.

«Медсестра приехала около 9:30. В 9:40 был сделан анализ на нашем газоанализаторе, который также свидетельствовал о том, что состояние ребенка практически не меняется, остается таким же — низкое pH (кислотно-щелочное равновесие), около 7, — продолжила Сушкевич. — И это требовало уже назначения другого препарата, другой терапии — соды. Назначение соды — это крайний шаг, уже как препарат отчаяния <...>, когда все мероприятия перед этим не дали эффекта. Потому что сода очень быстро изменяет pH в сторону щелочи».

После этого анализа Сушкевич дала указание медперсоналу капать ребенку соду. В этот момент в палату интенсивной терапии пришла Татьяна Косарева и сообщила, что их зовет к себе Елена Белая.

«Я вообще не понимала, зачем нас куда-то зовут, но мы пошли в ординаторскую, это на втором этаже, которая возле родильного зала расположена. Там уже была Белая Елена Валерьевна с Соколовой Татьяной Львовной. Они разговаривали на повышенных тонах. Меня спросили только о том, как состояние ребенка. Я сказала, что оно крайне тяжелое, терминальное, что оно не меняется, что лечение проводится. Елена Валерьевна спросила, какой прогноз у таких детей. Я говорю — прогноз скорее всего будет летальный, неблагоприятный, или ребенок останется тяжелым инвалидом», — продолжила Сушкевич.

В этот момент между ней и Еленой Белой состоялся разговор о магнезии, который по-своему пересказывают свидетели обвинения. «Елена Валерьевна спросила — что вы делаете с такими детьми? Я сначала не поняла: в смысле, что мы с ними делаем? Она уточнила: что вы делаете с такими детьми, чтобы они не были такими тяжелыми. Я тогда ей сказала, что лечение таких детей начинается в родзале, а не когда ребенок лечится в палате интенсивной терапии уже три часа», — сказала неонатолог.

Она также пояснила, как именно необходимо спасать таких детей. «Лечение таких детей начинается до родов. Женщина госпитализируется в стационар, она сохраняет беременность, ей помогают. Женщина лежит, ей не разрешают вставать, ей носят еду в палату, она не ходит даже в туалет для того, чтобы сохранить эту беременность. <...> Ей колят антибиотики, потому что самая частая причина преждевременных родов — инфекции. Ей вводят Дексаметазон, который помогает созревать легким, и магнезию, которая обладает нейропротективным действием. Незрелый головной мозг после родов страдает в первую очередь», — скала врач-неонатолог. Ее оборвал судья, который заявил, что эти пояснения «оказывают незаконное воздействие на присяжных».

Позднее, отвечая на вопросы, Сушкевич пояснила, что Белая не давала ей никаких указаний убивать ребенка. «Елена Валерьевна [Белая] мне не предлагала убивать ребенка, тем более введя ему магнению. Это абсолютно бессмысленная манипуляция. Так как такому ребенку для того, чтобы ускорить его летальный исход, достаточно отключить его от аппарата или просто перестать его лечить. И никакие специальные усилия для этого прилагать не надо», — сказала неонатолог.

Затем, по словам Сушкевич, она ушла из ординаторской, потому что не видела смысла в этом разговоре и не понимала, зачем ее вообще позвали. «Ребенок лежит в палате, и им нужно заниматься. Все мои мысли были только о ребенке», — пояснила Сушкевич.

«В этот момент, когда я вернулась [в палату интенсивной терапии], я увидела, что ребенку не капается физраствор и не капается Допамин, и поставлен препарат Адреналин. Я спросила у медсестры, почему только Адреналин. Она сказала, что Башмаченкова пришла и распорядилась поставить Адреналин. В принципе я не возражала против <...> Адреналина, но этот препарат не капается один, он должен капаться с другими препаратами, в том числе с физраствором, потому что если нет жидкости, которая будет повышать давление, то смысла в этом препарате нет. Поэтому я сказала медсестре, что смысла в этом препарате нет, что нужно поставить снова Допамин и физраствор. Физраствор мы также капали из-за того, что у ребенка была высокая глюкоза, и препараты глюкозы ему на данный момент не нужны были», — рассказала Сушкевич.

Медсестра, по ее словам, поставила необходимые препараты и вышла из палаты. Через какое-то время туда зашла заведующая отделением новорожденных роддома № 4 Татьяна Косарева, а затем и главврач роддома Елена Белая.

«К тому моменту объем соды прокапался в достаточном объеме, и нужно было проконтролировать насколько изменился pH крови», — продолжила Сушкевич. Она взяла анализ самостоятельно, так как медсестры в палате не было.

«Увидеть результат я не успела, так как в этот момент запищал монитор. Я вернулась к ребенку посмотреть, что случилось. Обычно при таких сигналах нужно проверить, или у ребенка изменились показатели сатурации — это насыщение крови кислородом и показатели ЧСС (частоты сердечных сокращений), — или просто иногда бывает там манжетка отошла, свалилась с руки-ноги», — продолжила в суде врач-неонатолог.

Затем Сушкевич посмотрела на монитор и увидела, что жизненные показатели упали. «Я послушала ребенка. Сердцебиение не выслушивалось, поэтому я начала выполнять непрямой массаж сердца. И сказала Татьяне Николаевне Косаревой, чтобы она развела адреналин. Она подошла к шкафу, я в это время выполняла непрямой массаж сердца. Она подошла к шкафу, набрала адреналин. Точнее, я не знаю, что она набрала, предполагаю, что адреналин. Вернулась обратно со шприцем — я говорю: вводи адреналин. Она вводила адреналин несколько раз, я выполняла непрямой массаж сердца ребенку. После достаточного количества времени, по моим ощущениям, ни я, ни Татьяна Николаевна, не видели эффекта от наших действий», — сказала неонатолог.

Показатели на мониторе так и не восстановились, сердцебиение у ребенка не прослушивалось. «Я переслушала. Говорю: я не слышу сердца. Спросила Татьяну Николаевну: я не слышу сердца, послушай ты. Она сказала, что нет. Тогда я предложила окончить реанимационные мероприятия в связи с их неэффективностью. Татьяна Николаевна со мной согласилась, и мы с ней вместе зафиксировали факт смерти ребенка», — продолжила Сушкевич.

Затем она снова села за документацию: «Так как я уже заполняла до этого документацию, мне оставалось написать только анализ, который я брала. <...> Факт остановки сердца описала, проведенные мероприятия, констатацию смерти. И сказала, что в общем мне писать нечего — я все оформила, нужна ли какая-то моя помощь».

Сушкевич утверждает, что Татьяна Косарева спросила, как должен выглядеть труп ребенка. «Я ей пояснила, что мы обычно оставляем интубационную трубку, катетер убираем, расправляем ручки-ножки, чтобы они лежали ровно, потому что когда <...> происходит трупное окоченение, он застывает в той позе, в которой его оставили. И патологоанатому просто неудобно делать вскрытие. Поэтому мы выпрямляем ручки и ножки. Тонуса у ребенка в 23 недели нету, и придать ему положение, чтобы он казался без тонуса — это вообще абсолютно бессмысленно, потому что у него изначально нету тонуса», — пояснила Сушкевич. Этот момент в показаниях Татьяны Косаревой также выглядит совершенно иначе.

Затем Элина Сушкевич спросила Косареву, знает ли она, какие документы необходимо заполнять. «Она сказала, что ей не нужно, потому что „скорее всего он будет антенаталом“. После этого я вернулась в машину, и мы уехали вместе с медсестрой. <...> По приезду я доложила заведующей своего отделения Астаховой о ситуации и сказала, какое лечение мы проводили. И в принципе на этом эпизод закончился».

Источник